Грейфельт, Ульрих

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ульрих Грейфельт
Ulrich Greifelt<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Грейфельт после ареста в 1947</td></tr>

Начальник Главного штабного управления СС имперского комиссара по вопросам консолидации германского народа
октябрь 1939май 1945
Предшественник: должность учреждена
Преемник: должность ликвидирована
 
Рождение: 8 декабря 1896(1896-12-08)
Берлин, Германская империя
Смерть: 6 февраля 1949(1949-02-06) (52 года)
Ландсберг-на-Лехе, Бавария, Тризония
Имя при рождении: Ульрих Генрих Эмиль Рихард Грейфельт
Партия: НСДАП
Образование: среднее
Профессия: предприниматель
Деятельность: генерал
 
Военная служба
Годы службы: 19141919, 19331945
Принадлежность: Германская империя Германская империя
Третий рейх Третий рейх
Род войск: 48-й пехотный полк, 249-й авиаотряд, СС
Звание: обер-лейтенант
обергруппенфюрер СС генерал полиции (30.01.1944)
 
Награды:

, (1914)

У́льрих Гре́йфельт (нем. Ulrich Greifelt), полное имя: Ульрих Генрих Эмиль Рихард Грейфельт (8 декабря 1896, Берлин6 февраля 1949, Ландсберг-на-Лехе), один из высших руководителей СС и ближайший помощник рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, начальник Главного штабного управления СС имперского комиссара по вопросам консолидации германского народа, обергруппенфюрер СС и генерал полиции (30 января 1944 года).





Биография

Сын фармацевта. В 1914 году поступил в 48-й пехотный полк. Участник Первой мировой войны, обер-лейтенант. В августе 1916 года переведен в авиацию; летчик наблюдатель. Служил в 249-м авиаотряде, которым командовал будущий фельдмаршал Гуго Шперле. В 1918 году служил в штабе германской военной администрации в Риге. За боевые отличия награждён Железным крестом 1-го и 2-го класса. В 1919 году был членом Добровольческого корпуса, участвовал в боях с большевиками в Прибалтике.

После демобилизации из армии был оставлен в рейхсвере, но затем вышел в отставку и стал заниматься бизнесом. Во время Мирового экономического кризиса в 1932 году его фирма разорилась. 1 апреля 1933 года вступил в НСДАП (билет № 1 667 407). После того, как он 6 июля 1933 года вступил в СС (билет № 72 909),[1][2] вся его дальнейшая деятельность до самого конца войны связана с этой организацией. Грейфельт начинал свою службу в СС в звании унтерштурмфюрера. 1 мая 1934 года он был назначен начальником штаба оберабшнита СС «Эльба», а 15 июня 1934 года — оберабшнита СС «Рейн». 25 мая 1935 года назначен начальником Центральной канцелярии Главного управления СС, а 24 февраля 1937 года переведен в Личный штаб рейхсфюрера СС (нем. SS Reichsführerpersonalstab; Personliches Stab des SS Reichsführer).

7 октября 1939 года Гитлер назначил Генриха Гиммлера имперским комиссаром по вопросам консолидации германского народа (нем. Reichskommissar für die Festigung Deutschen Volkstums; RKFDV). В середине октября 1939 года при нём была создана «Служба имперского комиссара по вопросам консолидации германского народа» («Dienststelle des Reichskommissars für die Festigung deutschen Volkstums») и Штабное управление имперского комиссара по вопросам консолидации германского народа ("Führungsstab des RKFDV") (первоначально состоявшее из 6 отделов) во главе с Грейфельтом. Функциональной задачей данного управления была координация всех действий Главного управления СС по делам расы и поселений («SS-Rasse- und Siedlungshauptamt», RuSHA), Главного управления СС по репатриации этнических немцев «Фольксдойче Миттельштелле» («Volksdeutsche Mittelstelle»; VoMi) и Главного управления имперской безопасности (Reichssicherheitshauptamt; RSHA) по привлечению этнических немцев за пределами Рейха («Volksdeutsche») к службе нацистской Германии, а также по проведению мероприятий по переселению имперских немцев («Reichsdeutsche») и этнических немцев, экспроприации собственности не-немцев для их нужд на захваченных территориях и её распределению среди немецких колонизаторов.[3]

В середине июля 1941 года на базе возглавляемого Грейфельтом управления было создано Главное штабное управление имперского комиссара, получившее в системе СС статус Главного управления (StHA/RKF), а Грейфельт остался его начальником. После войны стало известно, что именно возглавляемое Грейфельтом управление наряду с Главным имперским управлением безопасности было главным разработчиком Генерального плана «Ост» — плана колонизации захваченных территорий СССР после разгрома Германией Советского Союза. Работа над этим планом по поручению Гитлера началась в апреле 1940 года и продолжалась вплоть до 1944 года.[4] В конце войны арестован союзниками. На проходившем с 20 октября 1947 по 10 марта 1948 года процессе Американского военного трибунала в Нюрнберге по делу руководящих сотрудников Главного управления СС по делам расы и поселений, Главного штабного управления СС имперского комиссара по вопросам консолидации германского народа, «Фольксдойче Миттельштелле», а также организации «Лебенсборн» Грейфельт был одним из главных обвиняемых.[5][6] Он был признан главным лицом, ответственным за изгнание во время войны людей из Словении, Эльзаса, Лотарингии и Люксембурга и приговорен 10 марта 1948 года к пожизненному тюремному заключению. Умер в ландсбергской тюрьме от сердечного приступа.[7]

Награды

Напишите отзыв о статье "Грейфельт, Ульрих"

Примечания

  1. «Schutzstaffel der NSDAP. (SS-Oberst-Gruppenführer – SS-Standartenführer). Stand vom 9.November 1944». Herausgegeben vom SS-Personalhauptamt. Berlin 1944. Gedruckt in der Reichsdruckerei. Стр. 9.
  2. en:List of SS personnel
  3. Константин Залесский «СС. Охранные отряды партии». М., 2004. С. 194, 260.
  4. Подробнее об этом: Лев Безыменский «Разгаданные загадки Третьего рейха». 1940—1945 гг. Издательство «Русич», 2001. ISBN 5-8138-0203-7 С. 84-114.
  5. en.wikipedia.org/wiki/RuSHA_Trial; Константин Залесский «СС. Охранные отряды партии». М., 2004. С. 431, 432.
  6. Официально «Дело RuSHA» называлось: «Соединенные Штаты Америки против Ульриха Грейфельта и других» (Дело № 8). На немецком языке сокращенно: процесс по делу «RuSHA» («Rasse — und Siedlungshauptam»). — «Суд над военными преступниками перед военным трибуналом в Нюрнберге», Том IV: «Дело Einsatzgruppen», «Дело RuSHA». стр. 599—601.
  7. de:Ulrich Greifelt

Ссылки

  • www.dws-xip.pl/reich/biografie/lista1/72909.html
  • [www.gottschee.de/Dateien/Umsiedlung/Web%20Deutsch/Frensing/d1.htm «Учреждение поста имперского комиссара по вопросам консолидации германского народа и его компетенции» («Die Entstehung und Kompetenzen des Reichskommissars für die Festigung deutschen Volkstums (RKFDV)»)]  (нем.)

Литература

  • Залесский К.А. Вожди и военачальники Третьего рейха: Биографический энциклопедический словарь.. — М.: "Вече", 2000. — С. 148—149. — 576 [16 илл.] с. — ISBN 5-7838-0550-5.
  • Залесский К.А. Кто был кто в Третьем рейхе: Биографический энциклопедический словарь. — М.: ООО "Издательство АСТ": ООО "Издательство Астрель", 2004. — С. 244-245. — 942 [2] с. — ISBN 5-17-015753-3 (ООО "Издательство АСТ"); ISBN 5-271-05091-2 (ООО "Издательство Астрель").
  • Эрнст Клее (Ernst Klee) «Словарь персоналий Третьего Рейха» («Das Personenlexikon zum Dritten Reich»). — Франкфурт-на-Майне: Издательство Фишера, 2007. — ISBN 978-3-596-16048-8. (2 издание). (нем.)
  • Петер Видманн (Peter Widmann) «Имперский комиссар по вопросам консолидации германского народа» («Reichskommissar für die Festigung deutschen Volkstums»). // Вольфганг Бенц (Wolfgang Benz) «Энциклопедия национал-социализма» («Enzyklopädie des Nationalsozialismus»). 3 издание. — Мюнхен: Deutscher Taschenbuch-Verlag, 1998. — S. 677. — ISBN 3-423-33007-4(нем.)

Отрывок, характеризующий Грейфельт, Ульрих

– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.