Греки

Греки
Έλληνες

Самоназвание	эллинес
Численность и ареал
Всего: свыше 20 000 000 Греция: 11 000 000 чел. США : 3 100 000 чел. Австралия: 1 800 000 чел. Кипр: 750 000 чел.+(Киприотская диаспора — 350.000. Россия: 600 000 Албания: 500 000 чел. Турция Турция и страны Ближнего Востока: 4 000.000 чел. Германия: 570 000 чел. Великобритания (Лондон): 540 000 чел. Канада: 450 000 чел. Аргентина: 100 000 чел. Украина: 250 900 чел. ЮАР: 80 000 чел. Бразилия: 50 000 чел. Чили: 50 000 Бельгия: 28 742 чел. Казахстан: 22 703 чел. Нидерланды: 22 500 чел. Чехия: 6500 чел. Другие страны: см. Греческая диаспора
Археологическая культура	Греческая культура
Язык	греческий
Религия	православие
Расовый тип	Европеоидный
Родственные народы	армяне, итальянцы
Этнические группы	Понтийцы, Греки-киприоты, Урумы, Румеи
Происхождение	Индоевропейское

Индоевропейцы
Индоевропейские языки
Анатолийские · Албанский Армянский · Балтские · Венетский Германские · Греческие • Иллирийские Арийские: Нуристанские, Иранские, Индоарийские, Дардские Италийские (Романские) Кельтские · Палеобалканские Славянские · Тохарские курсивом выделены мёртвые языковые группы
Индоевропейцы
Албанцы · Армяне · Балты Венеты · Германцы · Греки Иллирийцы · Иранцы · Индоарийцы Италики (Романцы) · Кельты Киммерийцы · Славяне · Тохары Фракийцы · Хетты курсивом выделены ныне не существующие общности
Праиндоевропейцы
Язык · Прародина · Религия
Индоевропеистика

Гре́ки (греч. Έλληνες — эллины, произносится как эллинес) — древний народ индоевропейской языковой семьи, входящий в греческую подгруппу палеобалканских языков, основное население Греции и Кипра.

Название

Самоназвание — эллины (мн. ч. греч. Έλληνες (ср.-греч. э́линес, др.-греч. (атт. и ион.) hэ́лленес, дор. и эол. э́лланес)), ед. ч. греч. Έλληνας э́линас, женский род Έλληνιδα элини́да) (мн. число Ελληνίδες элини́дэс), названы по имени прародителя греков в греческой мифологии — Эллина. Изначально эллинами называлось одно из фессалийских племён. Греки называют свою страну «Эллада» (кафаревуса Ἑλλάς Элла́с, димотика Ἑλλάδα Элла́да). При этом Элладой изначально называлась одна из областей Фессалии и один из городов этой области. Свой язык греки называют «эллиниским» (ελληνικά элиника́), а свою религию — «эллинизм». В древности «Έλληνες» также являлось официальным названием Коринфского союза; вместе с тем использовался этноним «панэллины».

Большинство европейских народов используют по отношению к грекам экзоним «греки» в местном произношении этого слова. Изначально греками («грайки» — на раннем варианте древнегреческого языка) называлась иллирийская (эпирская) народность, мифологический прародитель которой носил имя Грек (греч. Γραικός Грайко́с; в греческой мифологии — сын Пандоры младшей дочери Девкалиона). При этом романские народы и англичане называют современную Греческую Республику «Эллинской Республикой» (Hellenic Republic на английском)), но Грецию как страну — Грецией (романские, славянские, кельтские народы, англичане и албанцы) или «греческой землёй» (Griechenland) (немцы). Византия в свою очередь европейцами называлась Греческой Империей.

На востоке греков называют ионийцами, по названию одной из ветвей древних греков (Ίωνες ионэс), названной из-за своего прародителя — Иона (΄Ίων). Таким образом, на древнеармянском, например, название Греции — Yoynkʿ (Յոյնք), на современном армянском — Hunastan (Յունաստան, Հունաստան), на иврите — Yavan (יון), на арабском — al-Yūnān (اليونان), на тюркских языках — Yunanistan/Yunanıstan, на грузинском — Saberʒneti (საბერძნეთი), по одной из версий, это название родственно слову «brʒne» (ბრძნე) — мудрость. Адыги называют греков «Урым», которое происходит от тюрко-турецкого термина Рум (см. ниже), что указывает на Анатолию и Понт в качестве источников заимствования.

В древности греки также называли себя ахейцами (греч. Ἀχαιοί ахайо́й, ед. ч. Ἀχαιος ахайос), по названию одной из ветвей эллинов, названы из-за прародителя ахейцев в греческой мифологии — Ахея, данайцами (Δαναοί, ед. ч. Δαναος), что совпадает с названием одного из народов моря, аргивянами (более правильно аргейцы, аргивяне, от своего латинского названия — Argivi, ед. ч. Argivus) (греч. Αργείοι арге́йой, ед. ч. Αργείος арге́йос), от названия города Аргос, по которому именовались в древности Арголида, весь Пелопоннес и даже вся Греция.

В I веке до нашей эры — I веке нашей эры греки Эллады, Пелопоннеса, Эгейских островов, Эпира, Македонии, Фракии, Крита, Кипра, Италии, Тавриды, Малой Азии, Понта, Каппадокии, Сирии и Египта получили статус граждан Римского государства и стали называться «ромеи» (Ρωμαίοι рома́йой) или «ромеоэллины», буквально «римляне», так греки называли римлян, единственное число — ρωμαίος рома́йос — римлянин, греческий язык стал называться ромаикой (Ρωμαίικα) (буквально «римский язык», ранее так на греческом языке называлась латынь), земли, заселённые греками, стали называться Ромаида (буквально «Римская земля»), греческий союз стал Политией Ромеев (Πολιτεία τῶν Ῥωμαίων, буквально «Римская Республика»), титул главы этого союза стал звучать как «автократор ромеев» (αὐτοκράτωρ τῶν ῾Ρωμαίων, буквально «император римлян», так греки называли римских императоров), демархи стали римскими демархами (демархами до этого греки называли плебейских трибунов Римской Республики), символом этого союза стал символ Римской Республики — аквила (позже двуглавый орёл), римский юлианский календарь стал его официальным календарём, многие греки стали брать себе римские имена (как и римляне — греческие), в греческий язык вошло некоторое количество латинских слов (как и в латынь вошли многие греческие слова).

После христианизации Римской империи греки также стали называться «христиане» (Χριστιανοί христиани́, единственное число — Χριστιανός христиано́с) (это название позже пришло на Русь, трансформировавшись в слово «крестьяне», оно стало названием земледельческого сословия), символом Византийской империи стал крест Святого Георгия. При этом после образования в Элладе государств крестоносцев греков, принявших католицизм, как и самих крестоносцев, называли франками. Эллинами же называли греков-язычников до полного исчезновения греческого язычества, эллинами средневековые греки названы также в исторических трудах Лаоника Халкокондила.

После завоевания Византийской империи Эпирского деспотата и Трапезундской империи Османской империей султан турок взял себе титул «Kayser-i-Rûm» («Римский кесарь»). Совокупность всех мирян православной церкви стала называться «Millet-i Rûm» (что переводится как «римский народ»). Отуреченные крымские греки до сих пор называются урумы, курды называют Грецию «Хурумистан», на Востоке Восточную Римскую империю называли «Рум», в отличие от Западной, которую называли «Ифранджа» («страна франков»). Проявлялось и некоторое культурное влияние турок на греков — языком греков в этот момент являлась «димотика» («народный язык»), в которую вошли некоторые тюркизмы. Фамилии некоторых малоазиатских греков приобрели формант «-оглу» (на тюркских языках «сын»).

Язык

Греческий язык (ελληνικά, «эллиника», ελληνική γλώσσα («эллиники глосса»)) язык греческой группы. Греческий язык имеет несколько исторических версий — древнегреческий язык (αρχαία ελληνική γλώσσα («археа эллиники глосса»)), среднегре́ческий язы́к (Μεσαιωνική ελληνική γλώσσα («месэоники эллиники глосса»)) (имеет две разновидности — народный язык (γλώσσα δημώδης ("глосса димодис)) и кафаревуса (καθαρεύουσα)), новогреческий (Νέα ελληνική γλώσσα («нэа эллиники глосса») или Ρωμαίικα («ромэика»)) (имеет две разновидности — кафаревуса (καθαρεύουσα) и народный язык («δημοτική γλώσσα»)).

Изначально единого греческого языка не существовало — существовал ряд диалектов греческой языковой группы, образующих три ветви:

• Западная ветвь
  • Дорийский диалект (Мессения, Лаконика, Дорида, малоазиатская Дорида)
  • Северозападный диалект (Элида)
  • Ахейский диалект (Ахайя)
• Центральная ветвь
  • Эолийский диалект (Фессалия, Беотия, Эолия)
  • Аркадский диалект (Аркадия)
• Восточная ветвь
  • Аттический диалект (Аттика)
    • Александрийский диалект
      • Византийский язык
      • Еврейско-греческий диалект
  • Ионийский диалект (Иония)

В IV веке на основе аттического диалекта возник единый литературный древнегреческий язык — койне. Одновременно с этим греки в связи с развалом Персидской империи путём колонизации (вывода колоний — клерухий) заселили Фракию, Эпир, Вифинию, Лидию, Понт, Каппадокию, ассимилировав местное население этих территорий. Койне стал официальным языком христианской церкви вскоре после её возникновения и являлся таковым наряду с латинским языком, а также официальным языком греческих иудеев, оформившись в Еврейско-греческий диалект.

В результате ряда преобразований древнегреческий язык в IV веке трансформировался в среднегреческий язык. В XV веке на основе среднегреческого языка возникли:

• Новогреческий язык, имеет несколько диалектов:
  • Стандартный новогреческий язык («Νεοελληνική Κοινή»)
  • Кафаревуса («καθαρεύουσα»)
  • Димотика («δημοτική γλώσσα»)
    • Северногреческие диалекты греческого языка (Эпир, Македония, Фессалия, континентальная Греция):
      • Румелийский диалект греческого языка (Румелия)
      • Македонский диалект греческого языка (Македония)
      • Фракийский диалект греческого языка (Фракия)
      • Эпирский диалект греческого языка (Эпир)
      • Фессалийский диалект греческого языка (Фессалия)
    • Пелопоннеско-ионийский диалект греческого языка (Пелопоннес и Ионические острова)
    • Критский диалект греческого языка (Крит)
    • Юго-восточный диалект греческого языка (Додеканес)
    • Староафинский диалект греческого языка (Аттика)
    • Кипрский диалект греческого языка (Кипр)
• Каппадокийский язык (Каппадокия);
• Тавро-румейский язык (Таврида, ныне Приазовье)
• Понтийский язык (Понт).

На основе дорийского диалекта возникли:

• итало-румейский язык;
• цаконский язык,
• маниотский диалект,
• сфакиотский диалект,
• химариотский диалект.

Письменность

До принятия греками финикийского алфавита, существовало два вида письма, критское и кипрское. Однако оба вида были вытесненны, принятым и со временем измененным (фонетическое значение ряда букв, обозначающих согласные звуки, было изменено на гласные звуки) финикийским письмом. Единый греческий алфавит появился довольно поздно — долгое время существовало несколько алфавитов — ионийский (Иония), афинский (Аттика), аргосский (Арголида), коринфский. После того, как македонский клан лагидов стал династией правителей Египта, греческая письменность стала официальной письменностью Египта, положив начало коптской письменности. Так как койне стал официальным языком христианской церкви, греческий алфавит стал официальной письменностью христианской церкви. После принятия христианства готами и славянами греческое письмо стало официальной письменностью церквей готов, болгар, сербов, русов, положив начало готской письменности, кириллице и глаголице.

Календарь

Долгое время у греков не было единого календаря, было несколько схожих календарей — афинский (Аттика), милетский (Иония), этолийский (Этолия), фессалийский (Фессалия), беотийский (Беотия), эпидаврский (Арголида). После того как римский (юлианский) календарь стал официальным календарём христианской церкви, юлианский календарь со временем стал использоваться греками и стал для них основным, при этом было оставлено иудейское летосчисление от сотворения мира (при этом даты «сотворения мира» устанавливались по сути дела отдельными крупными общинами), а также определение даты праздника Воскресения Христова, Вознесения Господня, Дня Святого Духа.

Религия

Изначально греки придерживались традиционных верований. От древнегреческой религии отошли в V—IV веках до нашей эры ряд философских учений — пифагорейцы, перипатетики, платоники, стоики, эпикурейцы. В I веке нашей эры в греческие провинции Римской империи стали проникать христиане — стали возникать христианские епископии, одна из которых — архиепископия Новой Юстинианы — положила начало Кипрской православной церкви (автокефалия с 431 года), другая — архиепископия Византия — Константинопольской православной церкви (автокефалия с 381 года). В 1833 году была провозглашена Элладская православная церковь. 29 июня 1850 года она была признана Константинопольской православной церковью. 20 декабря 1965 года была провозглашена Критская православная церковь. Современные греки в основном являются христианами, абсолютное большинство которых исповедует православие, значительно меньшая часть — католицизм (Греческая католическая церковь).

Есть греки-мусульмане; когда территории Византийской империи (и в частности Греции, Крита, Понта, Кипра) вошли в состав Османской империи, часть греков исламизировались).

Имена

• Авксентиос (Αυξέντιος) — Авксентий
• Авраам (Αβραάμ) — Абрам
• Алексиос (Αλέξιος) — Алексей
• Александрос (Αλέξανδρος) — Александр
• Анастасиос, сокр.: Тасос (Αναστάσιος, Τάσος) — Анастас
• Андреас (Ανδρέας) — Андрей
• Антониос (Αντώνιος) — Антон
• Артемиос (Αρτέμιος) — Артемий
• Атанасиос (Αθανάσιος) — Афанасий
• Василиос, сокр.: Василис (Βασίλειος, Βασίλης) — Василий
• Власиос (Βλάσιος) — Влас
• Гавриил (Γαβριήλ) — Гавриил
• Георгиос, сокр.: Йоргос (Γεώργιος, Γιώργος) — Георгий
• Герасимос (Γεράσιμος) — Герасим
• Григориос (Γρηγόριος) — Григорий
• Давид (Δαυϊδ) — Давид
• Даниил (Δανιήλ) — Даниил
• Димитриос, сокр.: Димитрис (Δημήτριος, Δημήτρης) — Дмитрий
• Дионисиос (Διονύσιος) — Денис
• Доротеос (Δωρόθεος) — Дорофей
• Эвдокимос (Ευδόκιμος) — Евдоким
• Элиссеос (Ελισσαίος) — Елисей
• Эрмолаос (Ερμόλαος) — Ермолай
• Эвсевиос (Ευσέβιος) — Евсей
• Эвтимиос (Ευθήμιος) — Ефим
• Захариас (Ζαχαρίας) — Захар
• Зиновиос (Ζηνόβιος) — Зиновий
• Игнатиос (Ιγνάτιος) — Игнатий
• Иоаннис, сокр.: Яннис (Ιωάννης, Γιάννης) — Иван
• Илиас (Ηλίας) — Илья
• Исаиас (Ησαΐας) — Исайя
• Исаак (Ισαάκ) — Исаак
• Исидорос (Ισίδωρος) — Сидор
• Иосиф (Ιωσήφ) — Иосиф
• Карпос (Κάρπος) — Карп
• Кириллос (Κύριλλος) — Кирилл
• Космас (Κοσμάς) — Кузьма
• Константинос, сокр.: Костас (Κωνσταντίνος, Κώστας) — Константин
• Корнилиос (Κορνήλιος) — Корнелий
• Илларион (Ιλαρίων) — Ларион
• Лаврентиос (Λαυρέντιος) — Лаврентий
• Лазарос (Λάζαρος) — Лазарь
• Лукас (Λούκας) — Лука
• Маттеос (Ματθαίος) — Матвей
• Макариос (Μακάριος) — Макарий
• Максимос (Μάξιμος) — Максим
• Маркос (Μάρκος) — Марк
• Михаил (Μιχαήλ) — Михаил
• Мирон (Μύρων) — Мирон
• Моисис (Μωυσής) — Моисей
• Назариос (Ναζάριος) — Назар
• Нестор (Νέστωρ) — Нестор
• Никитас (Νικήτας) — Никита
• Николаос (Νικόλαος) — Николай
• Никиторос (Νικηφόρος) — Никифор
• Никон (Νίκων) — Никон
• Наум (Ναούμ) — Наум
• Павлос (Παύλος) — Павел
• Пахомиос (Παχώμιος) — Пахом
• Петрос (Πέτρος) — Пётр
• Романос (Ρωμανός) — Роман
• Иродион (Ηρωδίων) — Родион
• Саввас (Σάββας) — Савва
• Самуил (Σαμουήλ) — Самуил
• Сампсон (Σαμψών) — Самсон
• Сергиос (Σέργιος) — Сергей
• Сильвестрос (Σίλβεστρος) — Сильвестр
• Силас (Συλάς) — Сила
• Симеон (Συμεών) — Семён
• Стефанос (Στέφανος) — Степан
• Титос (Τίτος) — Тит
• Тихон (Τύχων) — Тихон
• Тимотеос (Τιμόθεος) — Тимофей
• Томас (Θωμάς) — Фома
• Теодорос (Θεόδωρος) — Фёдор
• Теодотос (Θεόδοτος) — Федот
• Теодосиос (Θεοδόσιος) — Федосей
• Теофанис, сокр.: Фанис (Θεοφάνης, Φάνης) — Феофан
• Теофилактос (Θεοφύλακτος) — Филат
• Филиппос (Φίλιππος) — Филипп
• Фокас (Φωκάς) — Фока
• Флорос (Φλώρος) — Фрол
• Харитон (Χαρίτων) — Харитон
• Яковос (Ιάκωβος) — Яков
• Юстинос (Ιουστίνος) — Юстин

Символика

Исторически символами греков были римский двуглавый орёл, закрепившийся в качестве символа Константинопольской православной церкви, и христианский крест Святого Георгия, являющийся символом Греческой Республики, а также в прошлом являвшийся символом Свободного Государства Икария, Критского Государства, Княжества Самос, Автономной Республики Северный Эпир, Республики Понт (как проект). Символом Понтийского государства также является одноглавый орёл, взор которого направлен от Трапезунда (столицы Понта) в сторону Константинополя (столицы Византии).

Этнические группы

Генезис

Древнегреческая мифология впервые упоминает греков в Фессалии — где жил прародитель греков — Эллин и три его сына — Дор, Эол и Ксуф. В начале I тыс. до н. э. в результате демографического бума численность эллинов к V в. до н. э. составила 10 млн человек (10 % населения Земли). Современная численность греков составляет лишь 0,32 % населения Земли.

Античный период

В древности эллины делились на 4 ветви — ионийцы, эолийцы, ахейцы, дорийцы. Ионийцы сначала заняли Аттику, но позже — Киклады, Спорады и Ионию, а позже ионийцы стали основывать колонии в Крыму (Феодосия, Пантикапей, Фанагория, Гермонасса). Со временем язык ионийцев Аттики и ионийцев малоазиатской Ионии стали различаться и разделились на два диалекта — ионийский и аттический. Аттический диалект лёг в основу «общего языка» (ἡ κοινὴ διάλεκτος) — греческого языка эпохи эллинизма, распространившегося в Малой Азии, Фракии и других регионах Восточного Средиземноморья. «Общий язык» лёг в основу средневекового греческого языка, который, в свою очередь, лёг в основу новогреческого языка в том числе кипрского диалекта, критского диалекта, понтийского языка, каппадокийского языка, тавро-румейского языка. Вместе с тем греки путём выведения клерухий стали расселяться по Средиземноморью — греки полностью колонизировали Эпир, Македонию, Фракию, Анатолию, Вифинию, Понт, Каппадокию, составляли влиятельное меньшинство в Египте, Сирии, Палестине, Бактрии. К II веку практически все греческие государства (за исключением Греко-Бактрийского царства, разгромленного в 125 году до нашей эры тохарами) были включены в состав Римской империи, все греки, проживавшие в Римской империи, стали римскими гражданами и поэтому стали называться ромеями. Вторжение турок-сельджуков в Малую Азию привело к постепенному исчезновению грекоязычного населения в Карии, Миссии, Лидии, Фригии, Вифинии, Киликии. Долгое время грекоязычное население сохранялось в Каппадокии. В 1923 году греки-каппадокийцы и греки-понтийцы были выселены в Грецию. Большая часть крымских греков в XVIII веке были выселены из Крымского ханства и переселились в Приазовье.

Эолийцы заселили Аркадию, Элиду, Этолию, Акарананию, Беотию, Фокиду, позже Ионические Острова, Лесбос и Эолиду. В данный момент ассимилированы.

Ахейцы заселили Ахайю. В данный момент ассимилированы.

Дорийцы долгое время продолжали жить в северной части современной Греции и около 1200 года до нашей эры переселились в центральную и южную часть современной Греции. Дорийцы заняли Лаконику, Мессению, Пелопоннес, Дориду, Коринфию, Мегариду, Крит и Додеканес. Позже они основали ряд колоний на Апеннинском полуострове (Тарент, Гидрунт), в Эпире (Амбракия). Дорийский диалект Лаконики лёг в основу современных цаконского языка и маниотского диалекта, дорийский диалект Крита лёг в основу сфакиотского диалекта, дорийский диалект Эпира — в основу химариотского диалекта, а дорийский диалект Апеннинского полуострова — в основу итало-румейского языка. Цаконы (проживают в Кинурии) и маниоты (проживают на полуострове Мани) считают себя потомками дорийцев. Кроме того, потомками дорийцев считают себя и сфакиоты, живущие в общине Сфакия. Происхождение каракачанов (проживают в Македонии и Болгарии) точно не установлено, говорят они на особом говоре новогреческого языка.

Этнические группы греков древности

• Фригийцы
• Иллирийцы
• Италики
• Народы Моря
• Ионийцы
  • Афиняне
  • Ионийцы
• Эолийцы
  • Фессалийцы
  • Беотийцы
  • Аркадцы
  • Эолийцы
  • Фокейцы
  • Этолийцы
  • Акарнанцы
• Дорийцы
  • Спартанцы
  • Критяне
  • Аргивяне
  • Дорийцы
  • Македонцы
• Ахейцы
  • Ахейцы
  • Элеаты

Современные этнические группы греков

• Собственно греки (Эллада, частично диаспора)
  • Анатолийские греки (Анатолия, ныне диаспора в Турции)
  • Греки-критяне (Крит)
  • Греки-киприоты (Кипр) — 648.455 чел.
• Понтийцы (Понт, позже Крым и Причерноморье) — 3 млн чел
• Румеи (Таврида, ныне Приазовье) — 77,5 тыс. чел. вместе с урумами

Тюркизированные греки

Данные народы исповедуют православие, а письменностью их долгое время являлась или является греческая письменность.

• Гагаузы-греки (спорное происхождение [ethnogagauz.pochta.ru/Articles/ident.htm], изначально Македония, с XVIII века Буджак)
• Караманлиды (тюркизированные греки Каппадокии)
• Урумы (тюркизированные греки Тавриды)

Генетическое происхождение

Современные генетические исследования показывают, что среди греков преобладают Y-гаплогруппы E1b1b1 и J2 (которые также распространены среди жителей Северо-Восточной Африки и Среднего Востока), причём E1b1b1 преобладает на Пелопоннесе, а J2 доминирует на острове Крит.

Y-ДНК гаплогруппы жителей Греции по данным веб-сайта «Eupedia: Your Guide to Europe in English» (на август 2009):

• гаплогруппа E1b1b1 — 27 %
• гаплогруппа J2 — 25 %
• гаплогруппа R1a — 12 %
• гаплогруппа R1b — 12 %
• гаплогруппа I2a — 10 %
• гаплогруппа I1 — 4 %
• гаплогруппа G2a — 3,5 %
• гаплогруппы T и L — 3 %
• гаплогруппа J1 — 2 %
• гаплогруппа I2b — 1,5 %

Срединные сети показали, что большинство греческих гаплотипов группируется в пять известных гаплогрупп, и что множество гаплотипов распределено среди греков и других европейских и ближневосточных популяций. В пределах изученных мест, генетический состав греков указывает значительно более низкий уровень разнородности по сравнению с другими европейскими популяциями.

Уровни гаплотипа R1a1, связанного миграциями протоиндоевропейцев, составили менее 12 % (для сравнения, в Сирии — 10 %, Польше — 60 %). С учётом предполагаемого пребывания протогреческих племен до их переселения в Грецию в районе Подунавья (что позволяет, с некоторыми оговорками, включить в число мигрантов также предков носителей гаплогруппы R1b), среди современных греков число потомков доиндоевропейского населения превышает 75 %.

Недавние генетические исследования греческих популяций обеспечили свидетельство статистически существенной непрерывности между древними и современными греками (низкая примесь, приписанная генетической изоляции из-за физических барьеров).

История

Греческая мифология впервые упоминает греков в Фессалии. Именно Фессалия является родиной прародителя греков — Эллина. В XIII веке до н. э. греки колонизовали острова Эгейского моря и Крит, несколько позже — после Троянской войны — эгейское побережье Малой Азии. Возникло множество греческих городов-государств, самими знаменитыми из которых были Афины, Спарта, Фивы, Аргос, Коринф. В VIII—VI веках до н. э. греки основали колонии в Северном Причерноморье, на Апеннинском и Пиренейском полуостровах. Население Греции делилось на аристократию (аристы, эвпатриды) и трудовой народ (демос), представлявший собой свободных ремесленников и крестьян. Имелись также рабы (дулы), которые были негреческого происхождения и работали на земле аристократов. В 338 году до н. э. возник Эллинский союз. Представительным органом этого союза был выборный синедрион. Во главе союза стоял автократор, которым по должности являлся правитель Македонии. Эллинский союз состоял из симмахий (кинонов), симмахий являлись синедрионы или буле, во главе симмахий стоял стратег (или полемарх). Симмахии делились на политии, высшими органами политий являлись синоды или экклесии состоящии из всех граждан, между ними — герусии (в Афинах называлась — «Ареопаг»), избираемые из числа аристократов, и синедрионы или буле, избираемые из числа демоса. Во главе политии формально стоял басилей, избираемый из числа аристократов. Фактическим главой политии являлся стратег или полемарх, избираемый из числа демоса. Политии делились на филы, во главе с филархами, филы на демы, во главе с демархами. Религиозными делами ведали иереи (священнослужители) и иеромнемоны или иерофанты (религиозные администраторы). В IV—III веках до н. э. греки путём выведения клерухий заселили Эпир, Макдонию, Фракию, Понт, Каппадокию, Анатолию. Возникло несколько греческих государств — Эпирское царство, Македонское царство, Одрисское царство, Пергамское царство, Понтийское царство. Позже они все были включены в состав Римской империи, став её провинциями, а греки получили статус римских граждан и стали называться «ромеями», то есть «римлянами».

В IV веке н. э. большинство греков приняли христианство. После раздела Римской империи на Западную Римскую империю и Восточную Римскую империю греки составили большинство населения Восточной Римской империи, кроме диоцеза Египет, в котором преобладали копты, диоцеза Восток, в котором преобладали айсоры (ассирийцы), и провинции Дардания, в которой преобладали албанцы. Восточная Римская империя представляла собой монархию, главой государства и носителем верховной власти являлся император (автократор), государственный аппарат был представлен сенатом Константинополя (герусия), народным собранием Константинополя (синклитом), консулами Константинополя (ипатами), главами цирковых партий (димархи). Территория империи делилась на провинции (епархии), во главе которых стояли президы, корректоры, проконсулы (анфипаты), преторы (стратиги).

В VII веке Восточная Римская империя подверглась нашествию славян и арабов. Славянами были заселены Фракия и Македония, а также кратковременно Эллада, Пелопоннес и Вифиния. К XIII веку в Византию переселилось много влахов (Великая Влахия (Фессалия), Малая Влахия (Этолия и Акарнания), Верхняя Влахия (Эпир), Влахоринхия (Македония)) и албанцев (Эпир). В 1204 году Восточная Римская империя распалась на ряд православных (Никейская империя, Трапезундская империя, Эпирский деспотат) и униатских (Латинская империя, Фессалоникское государство) государств. Латинская империя и Фессалоникское королевство были вскоре отвоёваны православными, но их вассалы (Морейское княжество, Афинское герцогство) и вассал Никейской империи — Морейский деспотат — просуществовали до середины XV века и вместе с остальными греческими государствами были разгромлены турками. После взятия Константинополя турки убили императора Византии, а турецкий султан провозгласил себя «кесарем Рума».

В конце XVIII в. среди греков началось национально-освободительное движение, способствовавшее преодолению областных различий. Незадолго до присоединения Крыма к России, в 1777—1778 годах, Екатерина II велела насильно переселить православное население полуострова в район современного Мариуполя.

В 1821 году герусии Пелопоннеса и Западной Греции и ареопаг Восточной Греции объявили о том, что отказываются подчиняться султану. В 1822 году Первое Греческое Национальное Собрание провозгласило Греческую Республику и приняло конституцию, согласно которой законодательную власть должен осуществлять законодательный корпус, а исполнительную — исполнительный корпус. Аналогичную политическую систему устанавливала и конституция, принятая Вторым Греческим Национальным Собранием в 1823 году. Четвёртое Греческое Национальное Собрание приняло в 1828 году конституцию, провозглашавшую законодательным органом Совет, а исполнительную власть должен был осуществлять президент, которым был избран Иоаннис Каподистрия. Четвёртое Греческое Национальное Собрание создало ещё один орган — Сенат. Всё это время Греческая Республика являлась самопровозглашённым и непризнанным государством — её не признало ни одно государство, не признавала Греческую Республику и Константинопольская православная церковь. В 1832 году на конференции великих держав было принято решение об образовании Королевства Греция — греческого государства с государственным строем в виде конституционной монархии (монарх должен был носить титул «Король Греции», этот титул вручался сыну короля Баварии — Оттону), территорию которого должны были составить Эллада, Пелопоннес и Киклады. Пятое Греческое Национальное Собрание в августе того же года утвердило эти решения. До 1843 года Оттон правил авторитарно, было ликвидировано местное самоуправление, Парламент долгое время не созывался.

После Берлинского конгресса к Греции отошла Фессалия, после Балканских войн — Македония и Эпир, после Первой мировой войны — Западная Фракия. Вместе с тем греки были изгнаны из Анатолии, Понта и Каппадокии, в результате чего у греков одна из самых больших диаспор в мире — около 5 миллионов человек. 40 % греков диаспоры говорят на английском языке, 40 % — на греческом, 5 % — на русском, 15 % — на других языках.

Греки в СССР и России

Многие греки-понтийцы бежали в СССР. В 1920—30-е годы в СССР были открыты многочисленные греческие школы, издавались книги и газеты (например «Кокинос капнас» в Абхазии). В Краснодарском крае был создан Греческий район с райцентром в станице Крымской.

В 1938 году, во время «большого террора», в Греческом районе была «разоблачена» «греческая контрреволюционная националистическая диверсионно-шпионская и террористическая организация». По делу этой организации были расстреляны 77 человек, Греческий район ликвидирован, а греческие школы перешли на русский язык. В 1944—49 годах греки подвергались депортации из Крыма, Абхазии, Аджарии, Северного Кавказа в Казахстан, Среднюю Азию и др.

Согласно переписи 1989 года, в СССР проживало 356 068 греков, в том числе 91 699 в РСФСР. В конце 1980-х годов многие советские греки эмигрировали в Грецию. Ныне греки компактно проживают на юге Украины и на Северном Кавказе.

По переписи 2002 года проживало 97 827 греков. Местами наибольшей концентрации греков являются Ставропольский (34 078) и Краснодарский (30 540) края.

По переписи 2010 года греки составляли 15,3 % населения в Предгорном районе и 5,4 % в городском округе Ессентуки Ставропольского края.

См. также

• Эллинское происхождение древних македонцев
• Греческая диаспора
• Греки в России
• Греки в Египте
• Греки в Эфиопии
• Греки в Армении
• Греки в Венгрии
• Греки-киприоты
• Греки в Османской империи
• Совет греков зарубежья

Литература

• [www.krskstate.ru/80/narod/etnoatlas/0/etno_id/117 Греки] // [www.krskstate.ru/80/narod/etnoatlas Этноатлас Красноярского края] / Совет администрации Красноярского края. Управление общественных связей ; гл. ред. Р. Г. Рафиков ; редкол.: В. П. Кривоногов, Р. Д. Цокаев. — 2-е изд., перераб. и доп. — Красноярск: Платина (PLATINA), 2008. — 224 с. — ISBN 978-5-98624-092-3.
• Греки // Народы России. Атлас культур и религий. — М.: Дизайн. Информация. Картография, 2010. — 320 с. — ISBN 978-5-287-00718-8.

Ссылки

• [www.greek.ru/diaspora/ Греки России от проекта «Греция от Greek.ru»]
• [www.greeks.ua/ Греки Украины]
• [www.agoor.ru/ Греки в России]
• [www.rusnations.ru/etnos/greek/]
• [www.greeks-su.com/ Греки в странах бывшего СССР]
• [www.greeks.kharkov.ua Всё о Греции и греках, Харьковское городское общество греков «Гелиос»]
• [www.pravda.ru/world/europe/european/17-10-2008/287944-greece-0 Как черноморские греки Россию с Грецией подружили]
• [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=634433 Кирилл Новиков «Греки выражают удовлетворение районом их расселения»]
• [www.budetinteresno.narod.ru/kraeved/narod_vin_grek.htm В. Б. Виноградов. Средняя Кубань. Земляки и соседи. Греки]
• [sovietera.net/rulers/andropov/ Андропов Юрий Владимирович]
• [www.greek.ru/news/news_detail.php?ID=20854]
• [nevskye.narod.ru/germany/artillery/vuraki.htm]
• [www.trud.ru/article/01-12-2006/110323_smotret_v_oba.html Тахчиди,_Христо_Периклович]
• [www.papounidis.com/lichnosti/58-georgij-konstantinovich-zhukov Papounidis.com]
• [www.familyface.net/people/view.php?2093]
• [www.greeks.ua/ru/default/index/persons?id=62&persons=zarkas]

Отрывок, характеризующий Греки

– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.


Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.