Греко-арийская гипотеза
Греко-арийская гипотеза (иногда именуется «греко-армяно-арийской») — гипотеза, согласно которой греческий, армянский и индоиранские языки являются кладой, то есть происходят из одного праязыка («греко-арийского»), из которого примерно в середине III тысячелетия до нашей эры выделились протогреческий и протоиндоиранский языки. Предположительно, наряду с ними из общего «предка» выделился и протоармянский, который по своим характеристикам находится между протогреческим и протоиндоиранским языками, поскольку некоторые особенности армянского языка характерны для индоиранских языков (изменение изоглоссы кентум-сатем), а другие — только для греческого (s > h). Греко-арийская гипотеза получила широкую поддержку среди сторонников гипотезы Гамкрелидзе — Иванова[1][2][3][4]. Подтверждение гипотезы также было дано в 1979 году на основе анализа общих признаков флексий существительных в греческом языке и санскрите[5].
В сочетании с греко-армянской гипотезой, армянский язык может быть назван «арийско-греко-армянским», возникшим в результате разделения протогреческого/фригийского и «армяно-арийского» (общего «предка» армянского и индоиранских языков)[6][7].
В контексте курганной гипотезы, гипотетический греко-арийский язык также именуется как «поздний ПИE» или «поздний индоевропейский», предполагая, что он сформировал группу диалектов, которая соответствует последней стадии языкового единства прародины индоевропейских языков в начале III тысячелетия до нашей эры. Примерно в 2500 г. до н. э. протогреческий и протоиндоиранский языки выделились из греко-арийского и начали продвигаться соответственно на запад и восток от понтийской степи[8].
Если греко-арийская гипотеза соответствует истине, закон Грассмана может выявить общее происхождение греческого языка и санскрита. При этом закон Грассмана отмечает более поздние определенные фонетические изменения, которые имеют место только в греческом языке, но не в санскрите, что предполагает, что они не могут происходить от общего греко-арийского предка. Скорее всего, это некоторая ареальная особенность, которая распространилась через ареал говорящих на греко-арийском после разделения протогреческого и протоиндоиранского языков, но до того, когда их ареалы территориально размежевались.
Греко-арийская гипотеза используется, в частности, в исследованиях сравнительной мифологии, например, Веста (1999)[9] и Уоткинса (2001)[10].
См. также
Напишите отзыв о статье "Греко-арийская гипотеза"
Примечания
- ↑ Renfrew, A. C., 1987, Archaeology and Language: The Puzzle of Indo-European Origins, London: Pimlico. ISBN 0-7126-6612-5; T. V. Gamkrelidze and V. V. Ivanov, The Early History of Indo-European Languages, Scientific American, March 1990; Renfrew Colin. Time Depth, Convergence Theory, and Innovation in Proto-Indo-European // Languages in Prehistoric Europe. — 2003. — ISBN 3-8253-1449-9.
- ↑ [language.psy.auckland.ac.nz/files/gray_and_atkinson2003/grayatkinson2003.pdf Russell D. Gray and Quentin D. Atkinson, Language-tree divergence times support the Anatolian theory of Indo-European origin, Nature 426 (27 November 2003) 435—439]
- ↑ Mallory, James P. (1997). «Kuro-Araxes Culture». Encyclopedia of Indo-European Culture (Fitzroy Dearborn): 341–42.
- ↑ A. Bammesberger in The Cambridge History of the English Language, 1992, ISBN 978-0-521-26474-7, p. 32: the model «still remains the background of much creative work in Indo-European reconstruction» even though it is «by no means uniformly accepted by all scholars».
- ↑ Indoiranisch-griechische Gemeinsamkeiten der Nominalbildung und deren indogermanische Grundlagen (= Aryan-Greek Communities in Nominal Morphology and their Indoeuropean Origins; in German) (282 p.), Innsbruck, 1979
- ↑ Handbook of Formal Languages (1997) [books.google.com/books?id=yQ59ojndUt4C&pg=PA6&dq=armeno-aryan&client=firefox-a#v=onepage&q=armeno-aryan&f=true p. 6].
- ↑ [www.public.iastate.edu/~cfford/Indoeuropean%20language%20family%20tree.jpg Indo-European tree with Armeno-Aryan, exclusion of Greek]
- ↑ Martin Litchfield West, Indo-European poetry and myth (2007), p. 7.
- ↑ Martin Litchfield West (1999), «The Invention of Homer». Classical Quarterly 49 (364).
- ↑ Calvert Watkins (2001), How to Kill a Dragon, Oxford University Press, ISBN 978-0-19-514413-0.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Греко-арийская гипотеза
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
