Греко-армянская гипотеза
|
| Дописьменный период |
| Армянская гипотеза Греко-армянский праязык Греко-армяно-арийская гипотеза Протоармянский язык |
| Письменный период |
| Древнеармянский язык (V—XI века) Среднеармянский язык (XI—XVII века) Новоармянский язык (с XVII века) |
| Армянская письменность |
| Армянский алфавит История создания алфавита Данииловы письмена Армянская пунктуация Армянская палеография |
| Наследие |
| Армянская литература Древнеармянская историография Древнеармянские переводы |
| Арменистика |
Гипотетический греко-армянский язык (также известный как эллино-армянский) соотносится с предположением о том, что армянский, греческий и, возможно, фригийский языки имели общего предка, существовавшего в период после исчезновения праиндоевропейского языка (ПИЕ). Это можно в значительной мере сравнить с итало-кельтской группой. Гипотетический прото-греко-армянский этап развития обоих языков датируется началом 3-го тысячелетия до н. э., только немного отличаясь от позднего ПИЕ или греко-арийского языков.
История
Автором данной гипотезы является датский лингвист Хольгер Педерсен (1924), который заметил, что количество лексических соответствий между греческим и армянским больше, чем количество совпадений между армянским и прочими индоевропейскими языками. Антуан Мейе (1925, 1927) изучив морфологические и фонологические соответствия, предположил, что исходные языки, от которых произошли греческий и армянский, были диалектами на географических территориях, расположенных по соседству с территорией распространения их исходного языка. Гипотеза Мейе получила известность после выхода его книги (Meillet. Esquisse, 1936). Солта (Solta, 1960) не заходит так далеко, теоретически постулируя существование прото-греко-армянского периода, однако заключает, что в смысле лексики и морфологии греческий язык, очевидно, ближе других соотносится с армянским. Хэмп (Hamp, 1976:91) поддерживает греко-армянскую гипотезу и приближает время, «когда мы должны говорить об эллино-греческом» (подразумевая предположение греко-армянского протоязыка). Клэксон (Clackson, 1994:202) на основании свидетельств в пользу существования греко-армянской подгруппы склонен включать армянский язык в греко-арийскую семью. В работе Гамкрелидзе и Иванова также выделяется несколько изоглосс, отделяющих греческий и армянский от индоиранских диалектов (выделившихся в ходе распада греко-армяно-арийской общности)[1].
Бесспорно, что армянский — индоевропейский язык, но его история неясна. В любом случае армянский язык имеет много слоёв заимствованных слов и показывает следы длительного языкового контакта с греческим и индоиранскими языками. Нахлех, Варноу, Риндж и Эванс (2005), применив различные методы установления филогении, обнаружили, что пять процедур (максимальная парсимония, максимальное подобие, попарное объединение и методика Грея и Аткинсона) подтверждают существование греко-армянской подгруппы[2][3].
Роль фригийского языка
Косвенную роль в данной гипотезе играет плохо изученный Фригийский язык в связи с тем, что на родство фригийцев и армян указывали античные авторы. Если греческий хорошо изучен начиная с раннего времени, что позволяет реконструировать протогреческий (с конца 3-го тысячелетия до н. э.), то история армянского языка расплывчата. Он сильно связан с индоиранскими языками, в частности, имеет фонетические явления группы сатем.
Так, фригийский язык представляет собой отдельную группу в составе индоевропейской языковой семьи[4]. Фригийский наиболее близок к древнегреческому и древнемакедонскому языкам. С древнегреческим его объединяет больше черт, чем с другими индоевропейскими языками, в частности[5][6][7][8]:
- наличие суффикса -eyo-;
- причастия с суффиксом -meno-;
- использование аугмента;
- окончание -as в именительном падеже у существительных склонения на -ā- мужского рода;
- лексические элементы, например, autos «тот же самый», pant- «весь», kako- «злой, плохой».
Напротив, утверждения о близости фригийского к фракийскому и армянскому не находят подтверждения в языковом материале[9][7][8].
См. также
Напишите отзыв о статье "Греко-армянская гипотеза"
Примечания
- ↑ Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тб., 1984. Ч. 2. С. 899
- ↑ [language.psy.auckland.ac.nz/files/gray_and_atkinson2003/grayatkinson2003.pdf Russell D. Gray and Quentin D. Atkinson, Language-tree divergence times support the Anatolian theory of Indo-European origin, Nature 426 (27 November 2003) 435—439]
- ↑ [www.isrl.illinois.edu/~amag/langev/paper/nakhleh05NWRE.html Luay Nakhleh, Tandy Warnow, Donald Ringe, Steven N. Evans — 2005 — A Comparison of Phylogenetic Reconstruction Methods on an IE Dataset]
- ↑ Нерознак В. П. Фригийский язык // Лингвистический энциклопедический словарь. — 1990. — С. 563.
- ↑ Vavroušek P. Frýžština // Jazyky starého Orientu. — Praha: Univerzita Karlova v Praze, 2010. — S. 128—129. — ISBN 978-80-7308-312-0.
- ↑ Fortson B. Indo-European language and culture. An Introduction. — Padstow: Blackwell Publishing, 2004. — P. 403.
- ↑ 1 2 J. P. Mallory, Douglas Q. Adams. Encyclopedia of Indo-European culture. — London: Fitzroy Dearborn Publishers, 1997. — P. 419. — ISBN 9781884964985.
- ↑ 1 2 Brixhe C. Phrygian // The Ancient Languages of Asia Minor. — New York: Cambridge University Press, 2008. — P. 72.
- ↑ Vavroušek P. Frýžština // Jazyky starého Orientu. — Praha: Univerzita Karlova v Praze, 2010. — S. 129. — ISBN 978-80-7308-312-0.
Литература
- James Clackson, The Linguistic Relationship between Armenian and Greek, Publications of the Philological Society, 30, Blackwell (1994), ISBN 0-631-19197-6.
- Eric P. Hamp, in Davis and Meid (eds.) FS Palmer, Innsbruck (1976)
- R. Schmitt, 'Die Erforschung des Klassisch-Armenischen seit Meillet (1936)', Kratylos 17 (1972), 1-78.
- Holst, Jan Henrik, Armenische Studien, Wiesbaden: Harrassowitz (2009).
- A. Meillet in BSL 26 (1925), 1-6
- A. Meillet in BSL 27 (1927), 129—135.
- A. Meillet, Esquisse d’une grammaire comparée de l’arménien classique, Vienna (1936)
- H. Pedersen, s.v. 'Armenier' in Ebert (ed.), Reallexikon der Vorgeschichte, Berlin (1924).
- G. R. Solta, Die Stellung des Armenischen im Kreise der Indogermanischen Sprachen, Vienna (1960)
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Греко-армянская гипотеза
– Какое врать, правда истинная.– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
