Гремячка (Саратовская область)
| Село
Гремячка
Показать/скрыть карты
|
Гремячка — село в Новобурасском районе Саратовской области.
География
Гремячка располагается в 60 километрах севернее Саратова и 19 километрах западнее Новых Бурасов. Ближайшая железнодорожная станция Приволжской региональной железной дороги находится в Петровске в 32 километрах.
В районе села находится курган, возникновение которого предположительно относится к эпохе Железного века, глубокие овраги и впадины, образованные ледниками примерно 40 тыс. лет назад[2].
История
Начиная с середины XVII столетия в практически не заселённом правобережье Волги, через которое проходила юго-восточная граница русского государства, начали строиться оборонительные сооружения и образовываться военные лагеря. Укреплённое поселение Гремячка было основано в 1699 году у одноимённой речки для защиты помещичьих земель от набегов кубанских и крымских татар, разбойничьих отрядов беглых холопов и воровских донских казаков. Заселена сторожевая слобода была пахотными солдатами[3].
К XIX веку село разрослось, численность населения достигла 2500 человек. Была построена православная церковь, открылась земская школа, функционировали мельницы, сапожная мастерская, сельская расправа. В начале XX века село вместе с находившейся от него в 3 километрах деревней Красная Речка образовывало Гремячинскую волость. По данным переписи населения 1911 года в Гремячке проживало 3712 человек (в Красной Речке – 1061)[4].
В разгар Первой мировой войны страну охватили стачки и народные волнения, не обошедшие стороной и Гремячинскую волость, в которой начались крестьянские выступления против местных помещиков. После Февральской революции в период двоевластия в Гремячке устанавливается советская власть. С началом гражданской войны многие жители села добровольно пополнили ряды Красной армии. 24 июля 1928 года Гремячка вошла в состав новообразованного Новобурасского района, а годом позже в селе был создан один из первых колхозов района «Прогресс»[5].
В настоящее время Гремячка входит в состав Лоховского сельского поселения.
Достопримечательности
Сохранившаяся в Гремячке каменная однопрестольная церковь Николая Чудотворца была построена тщанием прихожан в 1821 году и является одной из старейших на территории Саратовской области. К приходу также была приписана соседняя деревня Красная Речка, в которой находилась церковно-приходская школа[6]. В годы советской власти храм был закрыт. В настоящее время здание, в котором сохранились росписи с ликами святых, оконные рамы и решётки, находится в заброшенном состоянии.
Инфратруктура
Имеется средняя общеобразовательная школа, ТОО «Гремяченское» занимается производством молочной продукции, посадочного материала и других товаров для сельскохозяйственного производства. 8 сентября 2000 года в селе при военно-патриотическом клубе Саратовского отдельного казачьего округа был открыт кадетский класс[7].
Напишите отзыв о статье "Гремячка (Саратовская область)"
Примечания
- ↑ [srtv.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_ts/srtv/resources/566a8480428b0574a07aec2d59c15b71/Численность+и+размещение.pdf Всероссийская перепись населения 2010 года. Численность и размещение населения Саратовской области]. Проверено 6 июля 2014. [www.webcitation.org/6Qqeuafko Архивировано из первоисточника 6 июля 2014].
- ↑ Д. С. Худяков. Путешествие по берегам морей, которых никто никогда не видел
- ↑ В. А. Осипов. Очерки по истории Саратовского края
- ↑ Списки населенных мест Саратовской губернии. Саратовский уезд
- ↑ [new-burasi.ru/publ/1-1-0-1 История Новобурасского края — Статьи о Новых Бурасах — Каталог статей — Новые Бурасы.Вчера.Сегодня.Завтра]
- ↑ Справочная книга Саратовской епархии
- ↑ [saratov.gov.ru/news/events/detail.php?ID=8378&sphrase_id=61963 Кадетский класс в Гремячке]
Ссылки
- [nburasy.sarmo.ru/ Официальный сайт Новобурасского муниципального района]
Отрывок, характеризующий Гремячка (Саратовская область)
Помолчав несколько времени, Платон встал.– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
