Грендель

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Грендель (Grendel)

Грендель на иллюстрации Дж. Р. Скелтона к «Историям Беовульфа»
Чудовище
Мифология: Германо-скандинавская мифология
Мать: Мать Гренделя
ГрендельГрендель

Гре́ндель (др.-англ. Grendel) — чудовище из англосаксонской эпической поэмы «Беовульф». Является одним из трёх антагонистов главного героя Беовульфа, вместе со своей матерью и драконом. Грендель, как правило, изображается в виде антропоморфного чудовища огромного роста (великана-людоеда), хотя в тексте его описание лишено определённости.





Текст поэмы

Беовульф посетил Гёталанд, чтобы найти и уничтожить Гренделя, который нападал на медовый зал Хеорот конунга данов Хродгара. Монстр в течение 12 лет (зим) убивал и съедал всех, кого там находил, а также воинов на своих болотах. О жизни чудовища и о мотивах его нападений ничего неизвестно, кроме того, что пиры в зале приводили его в ярость:

Тут разъярился дух богомерзкий,
житель потёмков, который вседневно,
слышал застольные клики в чертогах…

— стихи 86—88

После долгой борьбы, Беовульф смертельно ранит Гренделя, разрывая ему руку. Грендель убегает и затем умирает в своей пещере под болотом. Беовульф позже участвует в ожесточенном бою с матерью Гренделя, которую он тоже убивает. После её смерти он находит труп чудовища и отрубает ему голову, которую использует как трофей. Беовульф возвращается в Хеорот, где получает множество подарков от благодарного короля Хродгара.

Исследования

  • В стихах поэмы № 105—114 и 1260—1267 Грендель и его мать, как и все другие чудовища и великаны, называются потомками ветхозаветного Каина, родоначальника всякого зла в Библии. Это обстоятельство указывает также на то, что они неизвестным образом пережили библейский всемирный потоп — скорее всего неудачная попытка приспособить эпос к новому христианскому мировоззрению[1].

Маргинальные теории

  • В креационистской литературе[2], в частности, в книге С. Головина «Всемирный потоп: миф, легенда или реальность?» предпринимаются попытки доказать, что Грендель являлся тираннозавром, а текст, соответственно — свидетельство недавнего совместного существования динозавров и людей[3].

Напишите отзыв о статье "Грендель"

Литература

  • О. Смирницкая, М. Стеблин-Каменский. Примечания // Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах/ Библиотека всемирной литературы, т. 9 / пер. с древнеанглийского В. Тихомирова, А. Корсуна, Ю. Корнеева — М.: Художественная литература, 1975.
  • Kuhn, Sherman M. «Old English Aglaeca-Middle Irish Olach». Linguistic Method : Essays in Honor of Herbert Penzl. Eds. Irmengard Rauch and Gerald F. Carr. — The Hague, New York: Mouton Publishers, 1979. P. 213—230.
  • Толкин, Дж. Р. Р. The Monsters and the Critics. (Sir Israel Gollancz Memorial Lecture, British Academy, 1936). First ed. London: Humphrey Milford, 1937.

Примечания

  1. О. Смирницкая, М. Стеблин-Каменский
  2. [ru.rationalwiki.org/wiki/Драконы_были_динозаврами Драконы были динозаврами — RationalWiki]. Проверено 21 января 2013. [www.webcitation.org/6E9qOZD2s Архивировано из первоисточника 3 февраля 2013].
  3. [www.sivatherium.narod.ru/creawork/dinoz.htm Охота на большого динозавра]

Ссылки

  • [norse.ulver.com/src/other/beowulf/ Билингвистический текст поэмы на древнеанглийском и русском (русский перевод — по т. 9 Библиотеки всемирной литературы с введением и примечаниями]
  • [thebeowulf.altervista.org/thebeowulf_beowulf.html Текст Беовульф на древнеанглийском]


Отрывок, характеризующий Грендель

Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.