Грен, Иван Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Иванович Грен

вице-адмирал И. И. Грен
Дата рождения

13 (25) декабря 1898(1898-12-25)

Место рождения

Вильянди

Дата смерти

19 сентября 1960(1960-09-19) (61 год)

Место смерти

Москва

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

ВМФ
береговая артиллерия

Годы службы

19181960

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

Крымский район Береговой обороны ЧФ; артиллерия морской обороны Ленинграда; артиллерия КБФ

Награды и премии

Иван Иванович (Йоханнес) Грен (эст. Johannes Green; 13 [25] декабря 1898, Вильянди — 19 сентября 1960, Москва) — советский военный деятель, учёный в области морской артиллерии, вице-адмирал.

Член РКП(б) с 1918 года.





Биография

  • 1914—1917 — юнга Кронштадтской школы Российского флота, школы комендоров и учебных классов артиллерийских унтер-офицеров Балтийского флота, на учебных кораблях «Николаев», «Верный», «Пётр Великий», тральщике «Аргунь», эсминце «Азард».
  • 1918 — начал службу в РККФ.
  • 1922 — окончил Курсы командного состава флота по артиллерийской специальности.
  • 1922—1923 — вахтенный начальник, затем артиллерист эсминца «Карл Маркс».
  • 1925 — окончил Высшие специальные курсы усовершенствования командного состава флота.
  • 1925—1926 — флагманский артиллерист штаба бригады эсминцев Балтийского флота.
  • 1926—1930 — флагманский артиллерист Морских сил Балтийского моря.
  • 1930—1931 — командующий береговой обороной Крымского укрепленного района Черноморского флота.
  • 1931—1935 — командир и комиссар Крымского укрепленного района Черноморского флота (Крымского района Береговой обороны ЧФ).
  • 1935—1941 — начальник Артиллерийского научно-исследовательского морского института (АНИМИ).
  • 1941—1943 — начальник артиллерии морской обороны Ленинграда, затем начальник артиллерии Балтийского флота.
  • 1943—1945 — главный артиллерист Управления боевой подготовки Главного штаба ВМФ.
  • 1945—1946 — начальник Управления боевой подготовки флота — заместитель начальника Главного штаба ВМФ.
  • 1947—1960 — начальник Академических курсов офицерского состава Военно-морской ордена Ленина академии им. К. Е. Ворошилова.
  • март 1960 — вышел в отставку.

Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Награды

  • Карманные часы от Петроградского совета за участие в обороне Петрограда в составе сводного отряда курсантов Училища командиров флота( впоследствии ВМУ им. Фрунзе).
  • Именные золотые часы за отличное состояние боевой и политической подготовки подчиненной части (1934).
  • 2 ордена Ленина
  • 4 ордена Красного Знамени
  • Орден Нахимова 1-й степени
  • Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»[1]
  • Медаль «За победу над Японией»
  • Медаль «За оборону Ленинграда»
  • Юбилейная медаль «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии»

Воспоминания современников

Артиллерией флота командовал контр-адмирал И. И. Грен. Иван Иванович запомнился мне еще со времен училища, где он преподавал нам свой любимый предмет — артиллерию. В хорошо оборудованном кабинете курсанты досконально изучали материальную часть, а в специальном зале осваивали искусство управления артиллерийским огнём. Это было в середине двадцатых годов. А двадцать лет спустя учитель и его ученики держали боевой экзамен уже не в учебных залах, а на огневых позициях, отражая натиск врага. И. И. Грен показал себя в Ленинграде превосходным специалистом и организатором. Как-то с командующим флотом В. Ф. Трибуцем мы наблюдали за работой наших батарей, которым было приказано подавить вражеские орудия, обстреливавшие город. Грену понадобилось всего несколько минут, чтобы точным огнём морской артиллерии заставить замолчать дальнобойную батарею противника.

— [victory.mil.ru/lib/books/memo/kuznetsov2/12.html Кузнецов Н.Г. Курсом к победе]

Контрбатарейная борьба осложнялась тем, что часто огонь приходилось вести на предельных дистанциях. В такой ситуации быстро и точно засечь вражеские артиллерийские позиции — первейшее условие. Где только ни устраивались наши артиллерийские разведчики: на чердаках мясокомбината и Дворца Советов, на эллинге завода имени Жданова и многоэтажных жилых домах в Автово, на соснах в лесу ораниенбаумского плацдарма и правого берега Невы! Контрадмирал И. И. Грен бывал почти на всех этих точках, лично изучал систему наблюдения за врагом и расположение его батарей.

В. Ф. Трибуц. [militera.lib.ru/memo/russian/tributz_vf/index.html Балтийцы сражаются]. — М.: Воениздат, 1985. — С. 339.

Грен был образованным, знающим артиллеристом флота. Его авторитет в области артиллерии был непререкаем в глазах, как высшего начальства, так и всех рядовых артиллеристов флота. Неслучайно Грен занимал высшие артиллерийские должности на флоте, а в годы Великой Отечественной войны был начальником всей артиллерии КБФ. Все позиции батарей блокированного Ленинграда были выбраны им – Греном. Очень сложные и ответственные рекогносцировочные работы по выбору мест для всех батарей на островах Эзель и Даго также были проведены Иваном Ивановичем, как председателем различных комиссий артиллерийских специалистов. Причём всё это делалось без шума, без всякой помпы, очень скромно. Грен был не только большой практик артиллерии. Он любил и научную сторону артиллерии. Так, мне неоднократно, как начальнику штаба флота, приходилось слушать Ивана Ивановича на занятиях высшего командного состава и его доклады как члена ВНО (военно-научного общества). Все эти выступления по вопросам использования морской артиллерии в бою отличались знанием докладчиком фактического материала и чёткими выводами.

— Пантелеев Ю.А. Письмо в Музей ДКБФ в связи с изданием книги «Адмирал Иван Грен»

Огромным авторитетом среди сотрудников института пользовался Иван Иванович Грен, сменивший П. П. Шешаева на посту директора. Он длительное время командовал Крымским укрепленным районом и был крупным специалистом береговой артиллерии. И хотя у него не было инженерного образования, в технических вопросах он ориентировался хорошо. И. И. Грен долгие годы руководил ЛАНИМИ, очень многое сделал для развития научных исследований и укрепления связей института с производством. Он внес большой вклад в организацию обороны Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. Человеком И. И. Грен был твердым, истину ценил превыше всего и принципами своими никогда не поступался.

— [moskprf.ru/stati/k-stoletiyu-marshala-sovetskogo-soyuza-d.f.ustinova.html Д. Ф. Устинов. Во имя Победы]

Увековечение имени

Именем И. И. Грена были названы: рыболовный морозильно-мукомольный рыболовный траулер БММРТ-186 (БМРТ типа "Лучегорск" (пр.394РМ)), построенный ССЗ "Балтия" в г. Клайпеда (спущен на воду в 1974-75г); большой десантный корабль проекта 11711, заложенный 23 декабря 2004 года на Прибалтийском судостроительном заводе «Янтарь» (заводской номер 01301).

Напишите отзыв о статье "Грен, Иван Иванович"

Литература

  • Ерохин В.И. [dlib.eastview.com/browse/doc/219108 Истинный «артиллерийский бог» в Военно-Морском Флоте]. Морской сборник № 5, 2001.
  • Гринкевич В., Корсунский М. Адмирал Иван Грен.- Таллин, «Ээсти Раамат», 1978.
  • Ерохин В.И. Страницы жизни адмирала.- Москва, «Крипто-логос», 2008.
  • 300 лет Российского Военно-Морского Флота. 1696-1996 Под редакцией И.В. Касатонова.- СПб флаг», 1996.
  • Пантелеев Ю.А. Морской фронт. –М.: «Воениздат», 1965.
  • Коршунов Ю.Л. Люди, корабли, оружие (к 70-летию 1-го ЦНИИ МО РФ). 1932-2002.СПб.: «Моринтех», 2002.
  • «Иван Грен»: хроника рейса. – Таллин: «Рыбак Эстонии»,№ 18(1602), 9 октября 1975.
  • Ерохин В.И. Пушки наших моряков. Морской сборник № 4, 2000.
  • Ерохин В.и."В артиллерии мы были сильны".О вкладе Н.Г.Кузнецоа в развитие морской артиллерии.Морской сборник №7,2004
  • Близниченко С. С. Флагманы флота Азовского и Чёрного морей 1917—1945 гг. Краснодар: Диапазон-В, 2010. — 336 с.

Примечания

  1. [www.podvignaroda.mil.ru/?#id=1537324146&tab=navDetailDocument Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1945). Архивные документы о данном награждении из электронного банка документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»]

Ссылки


Отрывок, характеризующий Грен, Иван Иванович

– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.