Грецов, Михаил Дмитриевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Дмитриевич Грецов
Дата рождения

1901(1901)

Место рождения

Тула, Российская империя

Дата смерти

26 июня 1970(1970-06-26)

Место смерти

Москва, СССР

Принадлежность

Род войск

Кавалерия

Годы службы

1919—1954

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

начальник штаба 2-го кавалерийского корпуса П. А. Белова, начальник оперативного отдела штаба 2-й гвардейской армии

Сражения/войны

Гражданская война в России,
Великая Отечественная война

Награды и премии
В отставке

с 25 августа 1954 года

Грецов Михаил Дмитриевич (1901 — 26 июня 1970) — советский военачальник, генерал-майор (1944), доктор военных наук.





Биография

Родился в 1901 году в городе Тула в семье Дмитрия Михайловича Грецова, рабочего типографии. После того как отец умер в 1903 году, у матери, работавшей прачкой, осталось четверо детей, и она не смогла их содержать в одиночку. Мать умерла в 1937 году. Жительница села Дедилова Янтикова Прасковья Григорьевнаи и её муж Янтиков Николай Михайлович взяли Мишу Грецова на воспитание.

Окончил школу в Дедилове с отличием. В 13 лет начал свою трудовую деятельность, работал писцом.

Добровольцем в 1919 году записался в РККА. Член ВЛКСМ с 1919 по 1923 год (принят уездным комитетом КИМ). С 1923 года вступил в члены ВКП(б).

Служил в армии в городе Венёве. Затем переведён в армию Будённого. Отлично сражался. За храбрость и умение воевать был назначен помощником командира эскадрона, затем командиром эскадрона и начальником политчасти.

Направлен на обучение в Ленинградскую высшую кавалерийскую школу, в которой также учились будущие прославленные полководцы маршалы Жуков, Рокоссовский, Баграмян, Мерецков и другие. Слушатели школы избрали Грецова парторгом.

После завершения гражданской войны, вспыхнуло восстание в Дагестане. Для его усмирения была сформирована сводная кавалерийская группа. В августе 1926 года Грецова назначили командиром эскадрона, в этом же месяце боевые действия закончились.

В 1932 годуК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4593 дня] направлен учиться на Высшие краснознамённые каварейские курсы усовершенствования комсостава в городе Новочеркасске. В 1928 год назначают преподавателем тактики на этих курсах.

В 1931 оканчивает Академию им. Фрунзе. С 1934 по 1937 год — руководитель кафедры в академии им Фрунзе.

В 1937 году М. Д. в звании майора и в должности старшего преподавателя кафедры Конницы Военной Академии им. Фрунзе был исключён из членов ВКП/б «за скрытие троцкистского выступления в 1923 году, за связь с троцкистом в 1926 году и за неискренность при разборе дела.» В 1939 году комиссией партконтроля при ЦК ВКП(б) восстановлен в партии «ввиду необоснованности обвинений»[1].

20 февраля 1940 года присвоено звание полковник и назначен начальником штаба 9-й кавалерийской дивизии, затем назначен начальником штаба 2-го кавалерийского корпуса(с осени 1941 г 1-го гвардейского кавалерийского корпуса) и одновременно начальником оперативного отдела 2-й гвардейской армии.

В 1943 году Грецова отозвали с фронта и направили преподавателем в академию им. Фрунзе, затем на обучение в академию Генерального штаба. После защиты диссертации Грецов получил учёную степень доктора военных наук.

22 февраля 1944 года присвоено звание генерал-майор.

Умер 26 июня 1970 года в Москве. Похоронен на Введенском кладбище.

Награды

Труды

  • Грецов М. Д. На юго-западном направлении. — М.: Воениздат, 1965.
  • Грецов М. Д. Штурм Перекопа (Текст) Стенограмма публичной лекции.. — М.: Правда, 1951.

Оценки и мнения

По сведениям генерал-майора Грецова[2]:

Конечно, у нас были разработаны подробные планы и указания о том, что делать в день «М», то есть в день объявления мобилизации, было расписано всё по минутам и в деталях, вплоть до того, когда и какие подразделения идут в баню, когда и где они получают снаряды, патроны и т. д., и, наконец, в сейфах каждого штаба хранились знаменитые пакеты с планом прикрытия, в которых точно было расписано, когда и куда надо было двигаться войскам. Все эти планы были. Но, к сожалению, в них ничего не говорилось о том, что делать, если противник внезапно перейдёт в наступление.

По мнению журналиста газеты «Зеркало недели»[3][неавторитетный источник?]:

Конечно, Грецов ещё не имел права писать о том, «когда и куда надо было двигаться войскам» и для чего они должны были получать снаряды и патроны.

Что касается планов прикрытия, то «Зеркало Недели» уже писало о том, что в них предусматривалась лишь временная оборона границы для обеспечения сосредоточения, развёртывания и мобилизации, т.е для подготовки войск к наступлению, причём независимо от того, нападёт вероятный противник или нет.

Похоже, Грецов имел в виду секретные оперативные планы, но из цензурных соображений назвал их планами прикрытия

Напишите отзыв о статье "Грецов, Михаил Дмитриевич"

Примечания

  1. Жемайтис О. Ф. Генерал-майор Грецов Михаил Дмитриевич.
  2. Грецов М. Д. Вопросы штабной службы в мемуарах участников Великой Отечественной войны //Военно-исторический журнал, № 9, 1965 г., с. 84
  3. [web.archive.org/web/20101108005338/www.zn.ua/3000/3150/63549/ Неделька В. Правда со слезами на глазах… // Зеркало недели № 26 (705) 12 — 18 июля 2008 г.]

Ссылки

* [docviewer.yandex.ru/?url=http%3A%2F%2Fforums.vif2.ru%2Fattachment.php%3Fattachmentid%3D17152%26d%3D1368278600&name=attachment.php%3Fattachmentid%3D17152%26d%3D1368278600&lang=ru&c=5729907ff428/ Жемайтис О. Генерал-майор Грецов М. Д.]


Отрывок, характеризующий Грецов, Михаил Дмитриевич

– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.