Гржебин, Зиновий Исаевич
| Зиновий Исаевич Гржебин | |
| Имя при рождении: |
Зейлик Шиевич Гржебин |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Место смерти: | |
| Подданство: | |
Зиновий Исаевич Гржебин (первоначально — Зейлик Шиевич Гржебин;[1] июль 1877, Чугуев, Харьковская губерния — 4 февраля 1929, Париж) — художник-карикатурист и график, издатель.
Содержание
Биография
До 1905 учился в частной художественной школе А. Ашбе. В 1905 издавал сатирический журнал «Жупел» и «Адская почта». Вместе с С. Ю. Копельманом в 1906 основал частное издательство «Шиповник» и был одним совладельцем издательства. Издательство выпускало одноимённые альманахи (1907—1916), также «Северные сборники» (1907—1911), «Сборники литературы и искусства», «Историко-революционный альманах» (1908); издательство выпустило «Лирические драмы» (1908) А. А. Блока .
В 1915 принадлежавшее Гржебину издательство при журнале «Отечество. Иллюстрированная детопись» выпустило «Стихи о России» Блока[2]. Был редактором-издателем журнала «Отечество» (Петроград, 1918—1919).
Гржебин даже любопытный индивидуум. Прирожденный паразит и мародер интеллигентской среды. Вечно он околачивался около всяких литературных предприятий, издательств, — к некоторым даже присасывался, — но в общем удачи не имел. Иногда промахивался: в книгоиздательстве «Шиповник» раз получил гонорар за художника Сомова, и когда это открылось — слезно умолял не предавать дело огласке. До войны бедствовал, случалось — занимал по 5 рублей; во время войны уже несколько окрылился, завел свой журналишко, самый патриотический и военный, — «Отечество».[3]
В 1919 основал «Издательство З. И. Гржебина», фактическим руководителем которого был Максим Горький. Для широко задуманного издательского предприятия Гржебин в больших количествах скупал рукописи множества авторов.
К писателям Гржебин теперь относится по-меценатски. То есть держит себя меценатом. У него есть как бы своё (полулегальное, под крылом Горького) издательство. Он скупает всех писателей с именами, — скупает «впрок», — ведь теперь нельзя издавать. На случай переворота — вся русская литература в его руках, по договорам, на многие лета, — и как выгодно приобретенная! Буквально, буквально за несколько кусков хлеба.Ни один издатель при мне и со мной так бесстыдно не торговался, как Гржебин. А уж кажется, перевидали мы издателей на своем веку.
Стыдно сказать, за сколько он покупал меня и Мережковского. Стыдно не нам, конечно. Люди с петлей на шее уже таких вещей не стыдятся.
[4]
В 1920 выехал в Берлин в качестве зарубежного представителя «Международной книги». В литературе иногда указывается, что Гржебин в эмиграции с 1921, поскольку выехал он как советский гражданин. В Берлине Гржебин основал филиал своего издательства и выпустил в свет часть рукописей, приобретённых у авторов в 1918—1920 годах. Однако в 1923 он разорился, «Издательство З. И. Гржебина» прекратило существование. Гржебин переехал в Париж, где безуспешно пытался основать новое издательство. 4 февраля 1929 года скончался от разрыва сердца.
Напишите отзыв о статье "Гржебин, Зиновий Исаевич"
Примечания
- ↑ [www.lechaim.ru/4779#5 Украденная репутация]
- ↑ Литературное наследство. Т. 92: Александр Блок. Новые материалы и исследования. Книга третья. Москва: Наука, 1982. С. 55.
- ↑ [gippius.com/doc/memory/chjornaya-knizhka.html «Черная книжка»] З. Н. Гиппиус. Собрание сочинений. Т. 9: Дневники 1919—1941. Из публицистики 1907—1917 гг. Воспоминания современников. Сост., примеч., указ. имен. Т. Ф. Прокопова. Москва: Русская книга, 2005. ISBN 5-268-00571-5. C. 33.
- ↑ [gippius.com/doc/memory/chjornaya-knizhka.html «Черная книжка»] З. Н. Гиппиус. Собрание сочинений. Т. 9: Дневники 1919—1941. Из публицистики 1907—1917 гг. Воспоминания современников. Сост., примеч., указ. имен. Т. Ф. Прокопова. Москва: Русская книга, 2005. ISBN 5-268-00571-5. C. 34—35.
Литература
- Л. М. Хлебникова. Из истории горьковских издательств «Всемирная литература» и «Издательство З. И. Гржебина». — Литературное наследство. Т. 80: В. И. Ленин и А. В. Луначарский. Неизданная переписка. Москва: Наука, 1971. С. 668—699.
Ссылки
- [nivestnik.ru/2003_1/10.shtml С. С. Ипполитов. Гржебин Зиновий Исаевич (1877—1929)]
Отрывок, характеризующий Гржебин, Зиновий Исаевич
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.
Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
