Гриб

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Гриб — разговорно-обиходное название плодовых тел грибов-макромицетов. Согласно современным научным представлениям, грибы выделяются в самостоятельное царство живой природы — лат. Fungi. Грибы, образующие крупные плодовые тела относятся к подцарству высших грибов (Dikarya), в котором выделяют два отдела — аскомицеты (Ascomycota), или сумчатые грибы, и базидиомицеты (Basidiomycota). С практической точки зрения различают съедобные, несъедобные и ядовитые грибы. «Грибом» называют также студенистую массу, состоящую из различных микроорганизмов, преимущественно дрожжей (сахаромицетов) и молочнокислых бактерий, используемую для получения напитков путём сбраживания, например, чайный гриб, кефирный гриб.





Названия

В славянских языках

В русском языке и представители царства грибов в целом, и «грибы» в обиходном смысле обозначаются одним словом. Во многих языках для обозначения научного понятия существуют отдельные слова, часто научный термин представляет собой заимствование из латыни. Например, в английском гриб как представитель царства обозначается словом fungus, обиходное понятие — mushroom или toadstool.

Русское гриб, укр. гриб, белор. грыб, польск. grzyb, н.-луж. grib, в.-луж. hrib, чеш. hřib, словацк. hríb, словен. grȋb восходят к праславянскому *gribъ, слову, относительно этимологии которого ведутся споры. Согласно одной версии, оно восходит к глаголу *gribati «рыть», итератива от *grebti «грести». При этакой этимологии гриб означает «то, что вырывается, вылазит из земли». Согласно второй версии, *gribъ происходит от корня *glei- «слизь» (ср. лит. gléima «слизь»). Критики этой версии утверждают, что она недостоверна фонетически. Согласно третьей, также фонетически недостоверной, версии *gribъ связан со словом *gъrbъ «горб»[1][2]. В некоторых русских и украинских говорах все грибы называют словом губы (ср. укр. губа — гриб-трутовик), но в большей степени это относится к народным названиям некоторых трутовиков — «губы», «губки». Данная лексема родственна рус. губа и лит. gumbas «шишка, желвак, нарост»[3].

В романских и германских языках

Французское champignon («гриб») происходит от старофранцузского champignuel (← *canpegneus) и буквально означает «продукт сельской местности» («сельская местность» — фр. campagne от позднелат. campania)[4]. Слово champignon заимствовано некоторыми языками, например, исп. champiñón («гриб», «съедобный гриб»), рус. шампиньон.

Английское mushroom (устаревшие формы — mushrom, muscheron, mousheroms, musserouns и др.), чаще всего означающее съедобный гриб, но так называют и любые макромицеты, происходит от фр. mousseron[5], которое указывает на одно из характерных местообитаний грибов — во мху (фр. mousse — «мох»)[6]. Существуют также версии, предполагающие позднелатинское или долатинское происхождение этого слова[7].

«Ядовитый гриб», «поганка» а иногда и любой гриб по-английски — toadstool, буквально «скамейка жаб»; аналогичные термины есть в нидерландском и немецком языках: нидерл. padde(n)stoel, нем. Krötenschwamm (букв. «жабья губка»), связанные с жабой названия ядовитых грибов есть и в других европейских языках. О происхождении слова toadstool есть два предположения: 1) сравнение с ядовитыми (или считавшимися в древности ядовитыми) жабами, 2) фоно-семантическое соответствие с немецким Todesstuhl — «смертельный стул». По предположению этномиколога Р. Уоссона[8], сравнение с жабами возникло из-за того, что в древности и земноводные, и галлюциногенные грибы применялись в «колдовских» языческих обрядах[6][9].

В различных диалектах английского языка смысловые соотношения между mushroom и toadstool различны. Так, в США toadstools означает только ядовитые грибы, а в Великобритании — любые, mushrooms для британцев это съедобные toadstools[6].

Немецкое Pilz («гриб»), через древневерхненемецкое buliz и более поздние формы bülez, bülz происходит от латинского boletus (в древнем Риме так называли не боровик, а цезарский гриб)[10]. Нем. Schwamm («губка») используется для обозначения грибов, растущих на древесине (синоним — Baumpilz, букв. «древесный гриб»). Schwamm восходит к прагерм. swampaz[11], которое, возможно, родственно праслав. gǫba («губа»)[3].

Научная классификация

Базидиальный гриб
(аурикулярия уховидная)
Сумчатый гриб
(сморчок высокий)
Базидии Сумки

Первые таксономические классификации грибов были основаны только на данных анатомии плодовых тел, однако, на основании только этих внешних признаков очень трудно судить о реальной степени родства между разными видами. Поэтому уже в середине XIX века появились системы, учитывающие микроскопическое строение. Но возможность создать естественную систему, полностью учитывающую родственные связи между различными таксонами, появилась только в последней четверти XX века, после появления геносистематики и молекулярной филогенетики — методов, основанных на изучении ДНК. В начале XXI века происходит пересмотр всей таксономической классификации грибов.

На основании микроскопического строения органов, непосредственно производящих споры, высшие грибы делят на два отдела — аскомицеты, или сумчатые грибы и базидиомицеты, или базидиальные грибы. У аскомицетов споры производятся внутри специальных клеток, называемых сумками или асками, у базидиальных грибов формирование спор происходит снаружи на структурах, называемых базидиями.

Большинство сумчатых макромицетов относится к классу пецицомицетов. В этот класс входит один порядок, разделяемый на несколько семейств (около 20), из которых грибникам хорошо известны представители сморчковых (сморчки и шапочки), лопастниковых (строчки) и трюфелевых. В некоторых регионах (Северная Африка, Юго-Западная Азия) пользуются спросом «пустынные трюфели» из семейства терфезиевых.

Базидиальные макромицеты, включая хорошо известные шляпочные грибы, относят к подотделу Agaricomycotina. С конца XX века система этих грибов пересматривается с учётом генетических данных и в ней происходят значительные изменения, от классификации по признакам анатомии плодовых тел учёные отказываются. Например выяснилось, что дождевики являются близкими родственниками пластинчатых грибов, и были отнесены к семейству шампиньоновых; другие гастеромицеты и некоторые пластинчатые грибы вошли в порядок болетовых, к которому ранее относились только трубчатые грибы.

Кроме таксономической систематики, существуют классификации грибов, основанные на других принципах, не учитывающие степень генетического родства. Различные группы грибов выделяют по экологическому принципу (см. Экологические группы грибов), географическому распространению (см. Микогеография); многие устаревшие таксоны, представители которых схожи между собой по признакам строения и экологии, продолжают рассматриваться в качестве специфических групп, называемых экоморфами.

Форма грибов

Обычно под «грибовидной формой» подразумевают характерную форму шляпконожечных грибов, однако, формы плодовых тел бывают очень разнообразны.

  • Шляпочные грибы — шляпка расположена на ножке или сидячая, прикреплённая краем к вертикальной поверхности.
  • Веерообразные (например, вешенки) и букетообразные, или многошляпочные плодовые тела (гриб-баран) тоже обычно относятся к шляпочным.
  • Копытообразные плодовые тела (трутовики).
  • Коралловидные плодовые тела (рогатиковые).
  • Чашевидные (бокаловидные) плодовые тела (часто у сумчатых грибов).
  • Звездообразные плодовые тела (земляные звёздочки).
  • Шарообразные (грушевидные) плодовые тела (дождевики).
  • Распростёртые — в виде корковидного налёта на какой-либо поверхности.

Рост и строение плодового тела

Грибы вырастают на мицелии — вегетативном теле, которое представляет собой переплетающиеся микроскопические нити (гифы), пронизывающие почву, древесину или другой субстрат. Для образования и роста плодовых тел часто необходимы особые внешние условия — температура и влажность воздуха и субстрата, наличие симбионтных организмов (особенно это важно для микоризных грибов, живущих в симбиозе с деревьями и другими растениями). Для каждого вида характерны свои условия плодоношения, поэтому разные грибы появляются в разных типах леса и других растительных сообществ и вырастают в определённые сезоны, рост их сильно зависит от погодных условий.

Формирование плодовых тел у сумчатых грибов начинается с появления на мицелии особых, так называемых аскогенных гиф. Эти гифы интенсивно разрастаются, формируют плодовое тело и образуют спороносящие структуры — сумки. У базидиальных грибов на мицелии вначале образуются «зародыши» размером не более 1—2 миллиметров, называемые примордиями. Примордии могут иметь длительный период покоя, то есть не развиваться, а при наступлении благоприятных условий быстро вырастают в плодовые тела. Обычно плодовое тело живёт недолго, несколько дней, а иногда несколько часов, и после образования спор разлагается. Существуют, однако, и долгоживущие грибы, они имеют твёрдую деревянистую консистенцию и могут расти несколько лет, формируя годичные кольца. Такие плодовые тела характерны для многих видов трутовиков.

Различают плодовые тела замкнутого и открытого строения. У первых спороносящий слой находится внутри плодового тела, и споры могут распространяться только после их созревания, при частичном или полном разрушении наружной оболочки. У плодовых тел открытого строения тонкий спороносящий слой — гимений — находится на поверхности, и споры выделяются из него по мере созревания.

Замкнутые плодовые тела сумчатых грибов называют клейстотециями, а открытые — апотециями. Клейстотеции обычно имеют микроскопические размеры, и грибы, образующие их не относят к макромицетам. Но бывают и гигантские клейстотеции размером в несколько сантиметров, например, несъедобный «олений трюфель», или элафомицес зернистый. Настоящие трюфели внешне тоже похожи на клейстотеции, но их плодовые тела формируются вначале как открытые, а затем сворачиваются в замкнутый «клубень», заполненный складками гимения, то есть на самом деле представляют собой видоизменённые апотеции. Другие апотеции имеют форму диска, блюдца или чаши, поэтому такие грибы называют дискомицетами. По способу формирования плодовых тел к дискомицетам относят и трюфели, а также открытые плодовые тела сморчковых и гельвелловых грибов, форма которых отличается от дисковидной. Гимений у дисковидных грибов находится на верхней поверхности диска или внутри открытой «чаши», у сморчков и строчков — на наружной поверхности верхней части, которую часто называют «шляпкой», хотя, строго говоря, эти грибы не относятся к шляпочным.

Базидиомицеты, имеющие замкнутое строение плодовых тел, называют гастеромицетами, а открытое — гименомицетами.

Пищевое применение

Съедобные грибы

Например, сыроежки, белые, грузди, подберёзовик и др., после обработки используются в пищу. Для пищевых целей грибы выращивают как сельскохозяйственные культуры или собирают в естественных местах произрастания.
Собирание грибов, или «грибная охота» является популярным во многих странах видом активного отдыха или хобби.

В пищевой промышленности находят применение различные микроскопические грибы: многочисленные дрожжевые культуры, имеют важное значение для приготовления уксуса, алкоголя и различных спиртных напитков: вина, водки, пива, кумыса, кефира, йогуртов, а также в хлебопечении. Плесневые культуры с давних пор применяются для изготовления сыров (рокфор, камамбер), а также некоторых вин (херес).

Ввиду того, что в грибах велико содержание хитина, их питательная ценность невелика, и они трудно усваиваются организмом. Однако пищевая ценность грибов заключается не столько в их питательности, сколько в высоких ароматических и вкусовых качествах, поэтому их применяют для приправ, заправок, в сушёном, солёном, маринованном виде, а также в виде порошков.

Ядовитые грибы

Например, многие мухоморы, в общем не применяются в пищевых целях, однако некоторые люди используют отдельные их виды, после специальной обработки (преимущественно многократное вываривание). Однако такая обработка не всегда приводит к желаемому результату, всё зависит от размера дозы и характера поглощённых токсинов, а также от массы человека и его индивидуальной восприимчивости, возраста (в целом для детей грибы гораздо опаснее, нежели для взрослых).

Грибы в фольклоре и народных поверьях

Славянские народы

В народных представлениях славян грибы имеют неопределённую природу, нечто среднее между животным и растительным миром. Такая неопределённость подчёркивается в отношении к ним как к нечистому явлению, что часто выражается в народных названиях, особенно в названиях ядовитых и несъедобных грибов. Грибы соотносятся с нечистыми животными и растениями, с гениталиями и испражнениями животных и с инородцами — евреями, цыганами. По народным поверьям, некоторые грибы вырастают в местах, где совокуплялись животные. В качестве примеров можно привести такие народные названия, как собачий гриб (Саратовская область), песьляк («старый гриб» — Смоленская область), иудино ухо (Аурикулярия уховидная (Auricularia auricula-judae)); словацк. vraní trus (помёт), čertov tabak, židovská brada, ciganská huba; польск. bycze jaja (Великопольское воеводство), końskie wypierdki, wilcza tabaka (Мазовия), wilczak (Поморское воеводство), żydawcy (Малопольское воеводство).

Легенды о происхождении грибов, связанные с христианством и дохристианскими верованиями известны у южных и западных славян, украинцев и белорусов. Грибы в них воспринимаются как нечистый предмет, связанный с отбросами, слюной, но с другой стороны, это благословенная пища, освящённая Христом или апостолами. Согласно этим легендам, грибы появились из зёрен или кусков хлеба, которые тайно от Христа ел апостол Пётр и выплюнул; в болгарских легендах грибы — это остатки трапезы самодив. По польским легендам (Холмщина, Краковский повят) грибы посадили и освятили апостолы Пётр и Павел.

С народными верованиями связано множество примет, «магических» действий и запретов, касающихся сбора и употребления грибов. В Польше начало сбора грибов приурочивают ко дню святых Петра и Павла (29 июня), что связано с упомянутыми легендами, а в Словении сбор начинают в день святого Приможа, который «сеет грибы» (9 июня). Заканчивают сбор грибов в России в день святого Тита (25 августа/7 сентября): «Святой Тит последний гриб ростит».

По польским поверьям человек, в рождественское утро первым посмотревший на лес, летом найдёт много грибов; человек, поевший капусты в канун Пепельной среды также будет удачлив в сборе (Краковский повят). Перед походом по грибы необходимо умыться, иначе грибы огнём обожгут руки; нельзя молиться, креститься — «грибы спрячутся под землю» (Люблинское воеводство). Лучше всего посылать по грибы детей, поскольку над ними не имеет власти злой лесной дух Оно, мешающий собирать грибы (Люблинское воеводство). Нельзя класть в корзину одновременно грибы двух видов — польск. kozierożki и koźlaki, иначе «явится чёрный козёл с позолоченными рогами и копытами и выколет глаза» (Келецкий повят).

Некоторые грибы нельзя собирать беременным, также беременные не должны печь или есть печёные грибы — это плохо отразится на здоровье будущего ребёнка (Польша, Сербия — Хомолье, Белоруссия).

В Белоруссии, для успешного похода по грибы, при входе в лес втыкают в головной убор веточки трёх разных деревьев, кладут в карман три разные травинки. Считается, что следы зайца ведут к грибным местам, прежде, чем ступить на след нужно поднять с земли и перебросить через него любой предмет. В Витебской области, а также в Восточных Карпатах и у кашубов считается, что если взглянуть на гриб или дотронуться и оставить, он перестаёт расти, червивеет. Самые ранние грибы — говорушки — нельзя есть людям с дефектами речи и близнецам: «язык долго не развяжется».

На Украине считается, что успех в сборе грибов можно обеспечить, если во время пасхальной заутрени на возглас священника «Христос воскресе!» ответить «Я хочу гриби збирати» (Подолье). Перед походом в лес садятся на припечек (Западная Украина), произносят заговоры, обращаясь к лесу:

Помагайби гаєчку!/ 
Дай гриба и бабочку,/ 
Сыроежку з дежку,/ 
Хрящика з ящика,/ 
Красноголовця з хлопця[12]

Первый гриб крестят, целуют (Житомирское Полесье).

В Чехии первые три гриба кладут в дупло дерева, трижды читая «Отче наш».

По русским поверьям, в лес не ходят босиком, иначе найдёшь только старые грибы; нельзя спать днём на Благовещение — грибы проспишь (Забайкалье)[13].

Напишите отзыв о статье "Гриб"

Примечания

  1. ЭССЯ, 1980, с. 126—128.
  2. Boryś W. Słownik etymologiczny języka polskiego. — Kraków: Wydawnictwo Literackie, 2005. — С. 186—187.  (польск.)
  3. 1 2 ЭССЯ, 1980, с. 78—80.
  4. [www.cnrtl.fr/etymologie/champignon champignon: Centre National de Ressources Textuales et Lexicales] (фр.). Проверено 16 сентября 2010. [www.webcitation.org/671N4xb1p Архивировано из первоисточника 18 апреля 2012].
  5. В современном французском языке — народное название некоторых видов грибов (рядовка майская, говорушка дымчатая).
  6. 1 2 3 D. Andrew White M.Sc. [ontarioprofessionals.com/weird2.htm Toadstools & Etymology] (англ.) (10/10/2008). Проверено 22 августа 2010. [www.webcitation.org/671N5fGHW Архивировано из первоисточника 18 апреля 2012].
  7. Douglas Harper. [www.etymonline.com/index.php?term=mushroom Mushroom: Online Etymology Dictionary] (англ.) (2001—2010). Проверено 16 сентября 2010. [www.webcitation.org/671N65yvQ Архивировано из первоисточника 18 апреля 2012].
  8. V. P. Wasson, R. G. Wasson. Mushrooms Russia and History. — New York: Pantheon Books, 1957. — Vol. 1.
  9. Douglas Harper. [www.etymonline.com/index.php?term=toadstool Toadstool: Online Etymology Dictionary] (англ.) (2001—2010). Проверено 16 сентября 2010. [www.webcitation.org/671N6YSmE Архивировано из первоисточника 18 апреля 2012].
  10. E. Seebold. Etymologisches Wörterbuch der deutschen Sprache. — 22. — Berlin, 1989. — ISBN 3-11-006800-1.
  11. Orel V. A Handbook of Germanic Etymology. — Brill, 2003. — С. 390-391.
  12. Орфография согласно источнику
  13. Грибы // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 1995. — Т. 1: А (Август) — Г (Гусь). — С. 548—551. — ISBN 5-7133-0704-2.

Литература

  • Этимологический словарь славянских языков. — Издательство «Наука». — 1980. — Т. 7.

Ссылки

В Викисловаре есть статья «гриб»
  • [dic.academic.ru/dic.nsf/medic/1924 Медицинский словарь — Гриб (Mushroom)]
  • [www.mygrib.info/body/O_gribax/stroenie1.htm Строение грибов]

Отрывок, характеризующий Гриб

– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!