Гривин, Пётр Петрович

Петр Петрович Гривин
латыш. Grīviņš Pēteris Pētera dēls
Дата рождения	16 (28) апреля 1875(1875-04-28)
Место рождения	Бушгофская волость, Фридрихштадтский уезд, Курляндская губерния, Российская империя
Дата смерти	20 ноября 1919(1919-11-20) (44 года)
Место смерти	с. Усть-Тарка, Каинский уезд, Томская губерния
Принадлежность	Российская империя Российская империя Белое движение Белое движение
Род войск	пехота
Годы службы	1896—1919
Звание	генерал-майор (Белое движение)
Командовал	1-я Сибирская дивизия 3-я Иркутская стр. дивизия 4-й Сибирский арм. корпус Северная группа 1-й армии
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России
Награды и премии

Пётр Петро́вич Гри́вин (Петерис Гривиньш) (латыш. Grīviņš Pēteris Pētera dēls, 16 [28] апреля 1875, Бушгофская волость, Курляндская губерния — 20 ноября 1919, с. Усть-Тарка Каинского уезда Томской губернии) — российский военный деятель, генерал-майор в белом движении (31.01.1919).

Биография

Родился в семье крестьянина Курляндской губернии, латыш. Окончил Виленское пехотное юнкерское училище (1899 года выпуска по 2-му разряду подпрапорщиком в 178-й пехотный Венденский полк). В конце 1899 года — подпрапорщик того же полка. На 1 января 1909 года — штабс-капитан 28-го восточно-сибирского стрелкового полка в Иркутске.

Участник 1-й мировой войны: офицер артиллерии в казачьих войсках. Подполковник.

Участник белого движения. После занятия Иркутска антибольшевистскими силами в июне 1918 года приступил к формированию Иркутской дружины, с которой выступил на фронт и принял активное участие в боях за обладание Круго-Байкальской железной дорогой, разгроме красных под Танхоем, Посольской и преследовании их до соединения с отрядом атамана Г. М. Семёнова. Начальник 1-й Сибирской дивизии летом 1918 года, участвовал во взятии 11 июля 1918 города Иркутска. С 27 июля 1918 года — начальник 3-й Иркутской стрелковой дивизии войск Временного Сибирского правительства. Полковник (август 1918 года). Командир Красноуфимской группы (с 03.10.1918). Генерал-майор (31.01.1919). Командир 4-го Сибирского армейского корпуса (03.04-20.07.1919), затем Северной группы войск 1-й армии (20.07-22.11.1919). Приказом Сибирской армии № 249 от 28 апреля 1919 года (и п.2 приказа Французской военной миссии в Сибири) награждён французским Военным крестом (Croix de Guerre) с золотой звездой.

После оставления Омска, несмотря на полученную директиву командования, запрещавшую отходить на восток без должного сопротивления, отдал приказ группе отходить в район города Каинска. В результате части Северной группы ушли с фронта. Приехавшему командующему 3-й армией генералу С. Н. Войцеховскому Гривин заявил, что Северная группа настолько слаба, что он решил увести её в глубь Сибири и решения своего не переменит. На требование сдать командование ответил категорическим отказом. Генерал С. Н. Войцеховский лично застрелил генерала П. П. Гривина «как не исполнившего боевого приказа и нарушившего основы воинской дисциплины»

Литература

• Антонов А. Н. ХХХV. Виленское пехотное юнкерское училище. Краткий исторический очерк. — Вильна, 1900. — С. сп.111.
• Вырыпаев В. О. Каппелевцы // Каппель и каппелевцы. — М.: НП «Посев», 2002. — ISBN 5-85824-142-5.
• Общий список офицерским чинам русской императорской армии: Составлен по 1-е янв. 1909. — С. 397.
• Решетников Д. И. Красноуфимский стрелковый артиллерийский дивизион во время сибирского ледяного похода // Вестник Общества русских ветеранов Великой войны (Сан-Франциско). — 1985. — № 252(Май).
• Vārpa I. Latviešu karavīrs zem Krievijas impērijas, Padomju Krievijas un PSRS karogiem: latviešu strēlnieki triju vēstures laikmetu griežos. — Rīga: Nordik, 2006. — P. 453. — ISBN 9984792110.

Ссылки

• [www.rusk.ru/vst.php?idar=321722 В. О. Вырыпаев: «Генерал Войцеховский застрелил Генерала Гривина»]
• [www.novonikolaevsk.com/glava5.htm Книга И. В. Ладыгина и А. Ю. Замира. Глава 5. Великий отход]
• [www.dk1868.ru/history/reshetnikov.htm#z94 Д. И. Решетников о гибели генерала П. П. Гривина]

Отрывок, характеризующий Гривин, Пётр Петрович

– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.