Квитка-Основьяненко, Григорий Фёдорович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Григорий Квитка-Основьяненко»)
Перейти к: навигация, поиск
Григорий Фёдорович
Квитка-Основьяненко
Григорій Федорович Квітка-Основ'яненко

Квитка-Основьяненко на почтовой марке Украины, 2003 год
Имя при рождении:

Григорий Фёдорович Квитка

Псевдонимы:

Основьяненко

Место рождения:

Основа, Слободско-Украинская губерния, Российская империя

Род деятельности:

прозаик, драматург, журналист

Направление:

сентиментализм

Жанр:

басня, повесть, водевиль, роман, пьеса

Язык произведений:

украинский, русский

Подпись:

Кви́тка, Григо́рий Фёдорович (псевдоним — Основья́ненко, укр. Григо́рій Фе́дорович Кві́тка-Основ'я́ненко; 17781843) — украинский писатель, драматург и журналист.





Биография

Родился в 1778 году 29 ноября в селе Основе под Харьковом (ныне в черте города), и почти всю свою жизнь провёл в Харькове. Его дядя — И. И. Квитка.

С малых лет был болезнен и до 6 лет слеп. Исцеление от слепоты произошло в Озерянской пустыни (через несколько лет после этого присоединенной к Куряжскому монастырю), куда его привезла мать. Мать долго молилась перед Озерянской иконой Божией Матери, а затем умыла лицо сына водой из Онуфриевского источника, и Григорий стал чудесно прозревать[1].

Образование получил домашнее, довольно скудное. Недолго числился на военной службе. Очень религиозно настроенный, он поступил на 23 году в подгородний Куряжский монастырь и пробыл здесь около 4-х лет; по оставлении монастыря вёл в своей Основе полумонашескую жизнь, пока не увлёкся общественной деятельностью и театром.

Открытие Харьковского университета в 1805 году внесло большое оживление в жизнь местного общества. В 1812 году возник в Харькове постоянный театр, и Квитка принял в нём самое широкое и разностороннее участие в качестве актера, драматурга и потом историка этого театра. В том же году по инициативе Квитки возникло благотворительное общество; самым крупным его делом было учреждение всесословного женского учебного заведения, вскоре преобразованного в Институт благородных девиц. Квитка жертвовал на это дело свой труд и денежные средства.

С 1816 по 1821 годы в Харькове выходил «Украинский вестник» — первый харьковский журнал, под редакцией Квитки, Филомафитского и Гонорского. Тогда же Квитка помещает в «Украинском вестнике» и в «Вестнике Европы» небольшие рассказы и стихи; но всё написанное им в это время слабо и впоследствии не переиздавалось. Несомненное литературное дарование Квитка-Основьяненко проявил лишь в начале 1830-х годов, преимущественно в повестях на украинском языке: «Конотопской ведьме», «Марусе», «Солдатском патрете», «Сердешной Оксане», «Мертвецком Велыкдне», «От тоби и скарб», «Козир-дивка», «Добре робы — добре и буде» и затем в водевиле «Сватанье на Гончаривци», доныне одной из самых репертуарных пьес украинской сцены. Кроме того, он написал ряд повестей и исторических рассказов на русском языке, из которых наиболее крупный — историко-бытовой роман «Пан Халявский».

По мотивам водевиля «Бой-жінка», в 1998 году был создан первый национальный украинский мюзикл Феминизм по-украински (автор музыки и либретто — Алексей Коломийцев).

Квитка обнаружил большое знание быта, нравов, обычаев, поверий — вообще близкое знакомство со всем строем дворянской и крестьянской жизни. Украинские повести его написаны превосходным языком, чистым, простым и ясным, и проникнуты гуманным отношением к крестьянам. Квитка имел благотворное влияние на читателей в смысле развития в них гуманного чувства. Литературная деятельность Квитки развивалась в значительной степени под влиянием его умной жены, Анны Григорьевны, из классных дам Института благородных девиц. В конце жизни Квитку очень огорчили порицательные отзывы петербургской критики о его русских повестях, сравнительно с украинскими довольно слабых.

Квитка-Основьяненко скончался в 1843 году 20 августа.

История об основании Харькова

Григорий Квитка в 1830-х годах сочинил фантастическую лирическую историю об основании города Харькова в середине 17 века своим предком Андреем Квиткой. Данный рассказ, опубликованный в его собрании сочинений, не подкреплён ни одним источником и никогда не рассматривался всерьёз ни одним историком.

Наследие

О Квитке-Основьяненко существует довольно обширная литература; она указана кратко в «Справочном словаре» Геннади (II, 125—126) и в «Российской библиографии» (1881, кн. I), гораздо подробнее в «Покажчике» г-на Комарова, в 1 т. сборника «Рада» (417—421). После издания этих указателей о Квитке напечатано ещё много крупных статей, основные из них:

Из старых биографий наиболее подробная и ценная — Г. П. Данилевского (в «Украинской старине»).

Собрание сочинений Квитки-Основьяненко издано в 1887 году в Харькове; драматические произведения в состав его не вошли.

В 1827 году вышла пьеса Квитки-Основьяненко «Приезжий из столицы или суматоха в уездном городе», являющаяся одним из предшественников гоголевского «Ревизора».

Память

  • Именем писателя в 1978 году названа улица возле старого харьковского университета (бывший Уфимский переулок). Там же в середине 90-х ХХ века установлен его бюст.
  • В Харькове сразу за Основянским мостом по ул. Москалёвской находится небольшой парк им. Квитки-Основьяненко. Это остатки парка принадлежавшего Квиткам поместья Основа.
  • В Киеве есть улица Квитки-Основьяненко и переулок.
  • В 1978 году издан художественный маркированный конверт, посвященный писателю.
  • В 2003 году была выпущена почтовая марка Украины, посвященная Квитке-Основьяненко.
  • В 2008 году выпущена юбилейная монета достоинством 2 гривны, посвящённая 230-летию со дня рождения писателя.

Напишите отзыв о статье "Квитка-Основьяненко, Григорий Фёдорович"

Примечания

  1. [prssl.tumblr.com/post/760809101/kuryagskiy-monastir Куряжский Преображенский монастырь]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Квитка-Основьяненко, Григорий Фёдорович

Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.