Григорович, Иван Константинович

Иван Константинович Григорович
Морской министр И.К. Григорович в своём кабинете, фотография Карла Буллы, 1914 г.
Дата рождения	7 февраля 1853(1853-02-07)
Место рождения	Санкт-Петербург, Россия
Дата смерти	3 марта 1930(1930-03-03) (77 лет)
Место смерти	Ментона, Франция
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	Флот
Звание	адмирал
Сражения/войны	Русско-японская война Первая мировая война
Награды и премии
В отставке	с 31 марта 1917 г.

Ива́н Константи́нович Григоро́вич (26 января (7 февраля) 1853, Санкт-Петербург — 3 марта 1930, близ г. Ментона, Франция) — русский военно-морской и государственный деятель, генерал-адъютант, адмирал (19 марта 1911 года), последний морской министр Российской империи.

Биография

Родился в семье капитана 1 ранга Константина Ивановича Григоровича (1807—1902), выходца из дворян Полтавской губернии, и его жены Марии Егоровны (урожденной баронессы фон дер Ховен).

В 1871 году поступил и в 1874 году окончил Морское училище (Это название с 1867 по 1891 годы носил Морской кадетский корпус), после его окончания произведён в гардемарины и в следующем году в мичманы. Участвовал в так называемой Цимбрийской экспедиции 1878 года, когда большая группа русских моряков на зафрахтованном пароходе «Цимбрия» отправилась в США, где составила экипажи четырёх крейсеров, закупленных на верфи Крампа в Филадельфии. Целью этой операции была демонстрация на торговых путях Англии с целью отвлечения её внимания от русско-турецкого театра военных действий. Проплавав около года на крейсере «Забияка», в 1879 вернулся в Кронштадт.

В 1883 году в чине лейтенанта принял командование своим первым кораблем — новопостроенным портовым судном «Колдунчик». В последующие годы командовал пароходом «Рыбка» в Кронштадте.

В 1888—1889 годах — флаг-офицер штаба начальника эскадры Тихого Океана.

В 1890—1891 годах — командир парохода «Петербург», старший офицер фрегата «Герцог Эдинбургский». В 1893 году старший офицер на корвете «Витязь» и крейсере «Адмирал Корнилов».

В 1895 году — командир крейсера 2-го ранга «Разбойник», монитора береговой обороны «Броненосец», минного крейсера «Воевода».

В 1896—1898 годах морской агент в Англии, капитан 1 ранга (13 апреля1897) года.

С 15 февраля 1899 года — командир строившегося по заказу России во Франции на тулонской верфи эскадренного броненосца «Цесаревич», по окончании постройки в 1903 году привёл его в Порт-Артур. 27 января 1904 года во время атаки японцев на Порт-Артур «Цесаревич» был торпедирован японским миноносцем. Броневая противоминная переборка хорошо выдержала взрыв торпеды. Имея крен 17°, «Цесаревич» остался на плаву и всю ночь отражал атаки японских миноносцев. Командир награждён мечами к ордену св. Владимира 3 степени.

28 марта 1904 года Григорович был произведён в контр-адмиралы с назначением командиром порта Порт-Артур. В этой должности пробыл всю осаду крепости. Благодаря административным способностям Григоровича и заведённому им образцовому порядку во всех областях портового хозяйства, флот до конца осады не знал недостатка в угле, материалах снабжения и боевых запасах. После падения Порт-Артура Григорович прибыл в Петербург и был временно прикомандирован к Главному морскому штабу. Награждён орденом св. Станислава 1 степени с мечами.

Начальник штаба Черноморского флота (1905—1906), командир либавского порта Императора Александра III (1906—1908). В 1908 году назначен командиром Кронштадтского порта.

С февраля 1909 года товарищ (заместитель) Морского министра, вице-адмирал (29 марта 1909).

Во главе императорского российского флота (1911—1917 гг.)

19 марта 1911 года назначен морским министром, одновременно с производством в адмиралы (Высочайший приказ по Морскому ведомству от 27.09.1911 г. № 1064, Ливадия.).

В период первой мировой войны Морское министерство, возглавляемое Григоровичем, сумело обеспечить согласованную работу промышленности, системы материально-технического обеспечения и подготовку кадров в учебных заведениях. О правильности выбранного под руководством министра направления в морской политике и кораблестроении свидетельствовал и тот факт, что построенные накануне и в ходе первой мировой войны боевые единицы составляли 100 % линкоров, 40 % крейсеров и 30 % эсминцев в составе флота, встретившего в 1941 году Великую Отечественную войну.

Член (с 1909) и председатель (1911—1917) Адмиралтейств-совета. Член Государственного совета по назначению (1913—1917).

После Февральской революции 1 марта 1917 года смещён с должности, уволен от службы приказом А. И. Гучкова от 31 марта 1917 года.

После 1917 года

С июня 1919 года Григорович работал сотрудником Петроградского отделения Главного управления Единого государственного архивного фонда, его военного научно-издательского отдела. С 1 января 1920 года в связи с реорганизацией архивов переведен в штат Морского архива. В октябре 1921 года уволен из Морского архива в связи с сокращением штатов. В 1920 году Григорович также числился сотрудником Морской исторической комиссии (Морискома), получая за это скудный паёк.

Работать приходилось в трудных условиях, в неотапливаемом помещении архива. За послереволюционные годы Григорович дважды перенес крупозное воспаление легких. У Григоровича не было дров для отопления квартиры и зимой 1920/1921 года он некоторое время жил на квартире военно-морского инженера и конструктора кораблей А. Н. Крылова, у которого были дрова.

Написал «Воспоминания бывшего морского министра», закончив работу к весне 1919 года. Воспоминания были написаны осторожно, почти не затрагивали политических вопросов и описывали события только до начала Февральской революции. Тем не менее, они пролежали в архиве более 70 лет и были впервые опубликованы только в 1993 году.

С конца 1923 года Григорович начал оформлять документы на выезд за границу для лечения. 14 апреля 1924 года в Петроградском губотделе НКВД РСФСР ему было отказано в выезде за границу. Однако позднее Григоровичу всё же удалось добиться разрешения на выезд и осенью 1924 года он уехал во Францию, где и остался.

Жил в небольшом курортном городке Ментона на юге Франции, снимая комнату в пансионе. Зарабатывал на жизнь, продавая свои картины. Скончался 3 марта 1930 года в возрасте 77 лет. Похоронен на русском кладбище в Ментоне.

В 2005 году отряд кораблей Черноморского флота РФ в составе гвардейского ракетного крейсера «Москва» и сторожевого корабля «Пытливый» совершил заход в порт Ментона на Лазурном берегу Франции, где взял на борт урну с прахом адмирала Григоровича. Из Ментоны прах адмирала доставили в Новороссийск, а оттуда самолетом переправили в Санкт-Петербург. Там, в соответствии с завещанием Григоровича, его останки были похоронены в семейном склепе на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.

Семья

И. К. Григорович был женат на Марии Николаевне Шемякиной, троюродной сестре В. И. Ульянова (Ленина). Дети: Мария (1885—1963), Наталья (1901—1964).

Мнения современников

А. Ф. Редигер:

Григоровича я узнал во время нашего осмотра заводов и поездки на юг. Это был человек иной складки — самоуверенный, способный зазнаться, но интересный собеседник, и у меня с ним установились хорошие отношения. Его репутация во флоте и обществе была неважная, но не знаю каких-либо порочащих его фактов. Он оставался министром почти шесть лет, до революции 1917 года; судостроение при нем шло успешно; о том, как велось при нем хозяйство Морского министерства, я судить не берусь, но личный состав флота при нем, очевидно, остался столь же недисциплинированным, озлобленным и готовым к бунту, как и раньше.

А. Т. Васильев:

Мне очень понравился также адмирал И. К. Григорович, возглавлявший Морское министерство. Надо сказать, что в разговоре с ним я сразу почувствовал его полное нежелание слышать что-либо о революционной пропаганде во флоте.

Память

В честь И. К. Григоровича назван боевой корабль Российского флота — cторожевой корабль проекта 11356 «Адмирал Григорович», переданный ВМФ России 10 марта 2016 года.

На петербургской станции метро «Адмиралтейская», открытой в 2011 году, среди портретов-барельефов шести выдающихся адмиралов Российской империи есть и портрет Григоровича.

Литература

• Григорович И. К. Воспоминания бывшего морского министра. — Кронштадт; М.: Морская газета, Кучково поле, 2005. — ISBN 5-86090-122-4
• Федорченко В. И. Императорский Дом. Выдающиеся сановники: Энциклопедия биографий: В 2 т. — Красноярск: БОНУС; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003. — Т. 1. — С. 347—349. — ISBN 5-7867-0046-1 ; 5-7867-0048-8 ; 5-224-04182-1 ; 5-224-04188-0
• Русин А. И. Памяти адмирала И. К. Григоровича // [www.archive.org/details/morskoizhurnalse008800 Морской журнал — 1930 — № 3.]

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Григорович, Иван Константинович
• И. Е. Тверецкий. [necropol.org/grigorovich.html Адмирал Иван Константинович Григорович и его могила]

Отрывок, характеризующий Григорович, Иван Константинович

– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер