Григорьев, Василий Васильевич

Васи́лий Васи́льевич Григо́рьев (15 марта 1816 — 19 декабря 1881, Санкт-Петербург) — русский историк-востоковед, в течение почти шести лет занимавший пост главного цензора России.

Биография

По происхождению дворянин из Владимирской губернии. Окончил филологический факультет Санкт-Петербургского университета, отделение восточных языков. Стал печататься, ещё будучи студентом («История монголов», 1834). Разлад с О. И. Сенковским помешал Григорьеву получить кафедру в Санкт-Петербургском университете и вынудил его в 1838 году поступить профессором восточных языков в одесский Ришельевский лицей. Григорьев поместил в Записках одесского общества истории и древностей несколько статей, из которых выделяется по методу исследования и по выводам «О куфических монетах VIII, IX, Х и отчасти VII и XI в., находимых в России и прибалтийских странах, как источник для древнейшей отечественной истории». Статьи Григорьева по Востоку печатались и в других местных изданиях, особенно в «Одесском альманахе» и «Новороссийском календаре». В 1842 году Григорьев написал диссертацию: «О достоверности ярлыков, данных ханами Золотой Орды русскому духовенству». Вообще Григорьев выбирал такие восточные темы, которые имели близкое отношение к российской истории.

В 1844 году Григорьев переселился в Петербург и поступил на службу в департамент духовных дел. Помогая Н. И. Надеждину редактировать «Журнал Министерства Внутренних Дел» и помещая там статьи самого разнообразного содержания, Григорьев очень много работал в обществах географическом и археологическом. В компании с В. В. Дерикером он приобрел от Ф. К. Дершау журнал «Финский вестник», который, переименованный в «Северное обозрение», скоро перестал издаваться. В 1851 году Григорьев переехал в Оренбургский край и вскоре получил должность начальника пограничной экспедиции, где сосредоточивались дела по сношению с ханствами и управление киргизами. Это дало ему возможность написать несколько статей, посвященных Туркестанскому краю; из них выдающееся значение имеет «О некоторых событиях в Бухаре, Коканде и Кашгаре: записки мирзы Шемса Бухари», где сообщены интересные исторические сведения и впервые дан образчик таджикского наречия. Сильное негодование в литературном мире вызвала статья Григорьева о Грановском: «Т. Н. Грановский до его профессорства в Москве» («Русская беседа», 1856). Нападки, посыпавшиеся на Григорьева за эту статью — особенно со стороны Кавелина, — вынудили его на дополнительные разъяснения высказанных взглядов в двух статьях: «О значении народности» и «О воспитании в духе народности» («Молва», 1857). В других публицистических статьях Григорьев старался выяснить российские задачи и интересы в Средней Азии, а также способы воздействия на неё. В Англии, проявлявшей особый интерес к действиям Российской империи в Туркестане, статьи Григорьева производили большое впечатление. Некоторые из них были переведены Скайлером на английский язык.

В 1862 году Григорьев оставил службу в Оренбургском крае, а в следующем занял кафедру истории Востока в Санкт-Петербургском университете, где он перед этим получил степень доктора восточной словесности honoris causa. К этому периоду относятся капитальные работы его «Кабулистан и Кафиристан» (1867) и «Восточный Туркестан» (1869 и 1873), а также монография «О скифском народе саках» (1871). В 1869 и 1870 годах Григорьев состоял главным редактором «Правительственного вестника». В 1874 году он после М. Н. Лонгинова занял пост начальника Главного управления по делам печати. В то же время он трудился над устройством 3-го международного съезда ориенталистов, который состоялся в Петербурге в 1876 году и для которого Григорьев издал сборник своих первых статей под заглавием «Россия и Азия». В 1878 году Григорьев оставил университет, а в 1880 году вышел в отставку. В «Журнале министерства народного просвещения» за 1881 год напечатан его превосходный труд «О походах Александра Великого в Западный Туркестан». Как публицист, Григорьев близко стоял к учению славянофилов; как учёный, он обнаружил глубокое знание истории Востока, изучение которого, особенно среднеазиатского, далеко подвинуто им вперед. В трудах своих он всегда давал новое освещение затронутых вопросов.

Василий Григорьев умер в Санкт-Петербурге 19 декабря 1881 года. Похоронен в Санкт-Петербурге на Новодевичьем кладбище.

Литература

• [elib.shpl.ru/ru/nodes/14533-veselovskiy-nikolay-ivanovich-vasiliy-vasilievich-grigoriev-po-ego-pismam-i-trudam-1816-1881-spb-1887#page/1/mode/grid/zoom/1 Василий Васильевич Григорьев: по его письмам и трудам, 1816-1881] / сост. Н. И. Веселовский. — Санкт-Петербург, 1887.
• При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

См. также

• Михаил Лонгинов
• Пётр Корсаков
• Феодосий Веселаго
• Евгений Феоктистов
• Николай Абаза

Отрывок, характеризующий Григорьев, Василий Васильевич

«Встал в восемь часов, читал Св. Писание, потом пошел к должности (Пьер по совету благодетеля поступил на службу в один из комитетов), возвратился к обеду, обедал один (у графини много гостей, мне неприятных), ел и пил умеренно и после обеда списывал пиесы для братьев. Ввечеру сошел к графине и рассказал смешную историю о Б., и только тогда вспомнил, что этого не должно было делать, когда все уже громко смеялись.
«Ложусь спать с счастливым и спокойным духом. Господи Великий, помоги мне ходить по стезям Твоим, 1) побеждать часть гневну – тихостью, медлением, 2) похоть – воздержанием и отвращением, 3) удаляться от суеты, но не отлучать себя от а) государственных дел службы, b) от забот семейных, с) от дружеских сношений и d) экономических занятий».
«27 го ноября.
«Встал поздно и проснувшись долго лежал на постели, предаваясь лени. Боже мой! помоги мне и укрепи меня, дабы я мог ходить по путям Твоим. Читал Св. Писание, но без надлежащего чувства. Пришел брат Урусов, беседовали о суетах мира. Рассказывал о новых предначертаниях государя. Я начал было осуждать, но вспомнил о своих правилах и слова благодетеля нашего о том, что истинный масон должен быть усердным деятелем в государстве, когда требуется его участие, и спокойным созерцателем того, к чему он не призван. Язык мой – враг мой. Посетили меня братья Г. В. и О., была приуготовительная беседа для принятия нового брата. Они возлагают на меня обязанность ритора. Чувствую себя слабым и недостойным. Потом зашла речь об объяснении семи столбов и ступеней храма. 7 наук, 7 добродетелей, 7 пороков, 7 даров Святого Духа. Брат О. был очень красноречив. Вечером совершилось принятие. Новое устройство помещения много содействовало великолепию зрелища. Принят был Борис Друбецкой. Я предлагал его, я и был ритором. Странное чувство волновало меня во всё время моего пребывания с ним в темной храмине. Я застал в себе к нему чувство ненависти, которое я тщетно стремлюсь преодолеть. И потому то я желал бы истинно спасти его от злого и ввести его на путь истины, но дурные мысли о нем не оставляли меня. Мне думалось, что его цель вступления в братство состояла только в желании сблизиться с людьми, быть в фаворе у находящихся в нашей ложе. Кроме тех оснований, что он несколько раз спрашивал, не находится ли в нашей ложе N. и S. (на что я не мог ему отвечать), кроме того, что он по моим наблюдениям не способен чувствовать уважения к нашему святому Ордену и слишком занят и доволен внешним человеком, чтобы желать улучшения духовного, я не имел оснований сомневаться в нем; но он мне казался неискренним, и всё время, когда я стоял с ним с глазу на глаз в темной храмине, мне казалось, что он презрительно улыбается на мои слова, и хотелось действительно уколоть его обнаженную грудь шпагой, которую я держал, приставленною к ней. Я не мог быть красноречив и не мог искренно сообщить своего сомнения братьям и великому мастеру. Великий Архитектон природы, помоги мне находить истинные пути, выводящие из лабиринта лжи».
После этого в дневнике было пропущено три листа, и потом было написано следующее:
«Имел поучительный и длинный разговор наедине с братом В., который советовал мне держаться брата А. Многое, хотя и недостойному, мне было открыто. Адонаи есть имя сотворившего мир. Элоим есть имя правящего всем. Третье имя, имя поизрекаемое, имеющее значение Всего . Беседы с братом В. подкрепляют, освежают и утверждают меня на пути добродетели. При нем нет места сомнению. Мне ясно различие бедного учения наук общественных с нашим святым, всё обнимающим учением. Науки человеческие всё подразделяют – чтобы понять, всё убивают – чтобы рассмотреть. В святой науке Ордена всё едино, всё познается в своей совокупности и жизни. Троица – три начала вещей – сера, меркурий и соль. Сера елейного и огненного свойства; она в соединении с солью, огненностью своей возбуждает в ней алкание, посредством которого притягивает меркурий, схватывает его, удерживает и совокупно производит отдельные тела. Меркурий есть жидкая и летучая духовная сущность – Христос, Дух Святой, Он».
«3 го декабря.
«Проснулся поздно, читал Св. Писание, но был бесчувствен. После вышел и ходил по зале. Хотел размышлять, но вместо того воображение представило одно происшествие, бывшее четыре года тому назад. Господин Долохов, после моей дуэли встретясь со мной в Москве, сказал мне, что он надеется, что я пользуюсь теперь полным душевным спокойствием, несмотря на отсутствие моей супруги. Я тогда ничего не отвечал. Теперь я припомнил все подробности этого свидания и в душе своей говорил ему самые злобные слова и колкие ответы. Опомнился и бросил эту мысль только тогда, когда увидал себя в распалении гнева; но недостаточно раскаялся в этом. После пришел Борис Друбецкой и стал рассказывать разные приключения; я же с самого его прихода сделался недоволен его посещением и сказал ему что то противное. Он возразил. Я вспыхнул и наговорил ему множество неприятного и даже грубого. Он замолчал и я спохватился только тогда, когда было уже поздно. Боже мой, я совсем не умею с ним обходиться. Этому причиной мое самолюбие. Я ставлю себя выше его и потому делаюсь гораздо его хуже, ибо он снисходителен к моим грубостям, а я напротив того питаю к нему презрение. Боже мой, даруй мне в присутствии его видеть больше мою мерзость и поступать так, чтобы и ему это было полезно. После обеда заснул и в то время как засыпал, услыхал явственно голос, сказавший мне в левое ухо: – „Твой день“.
«Я видел во сне, что иду я в темноте, и вдруг окружен собаками, но иду без страха; вдруг одна небольшая схватила меня за левое стегно зубами и не выпускает. Я стал давить ее руками. И только что я оторвал ее, как другая, еще большая, стала грызть меня. Я стал поднимать ее и чем больше поднимал, тем она становилась больше и тяжеле. И вдруг идет брат А. и взяв меня под руку, повел с собою и привел к зданию, для входа в которое надо было пройти по узкой доске. Я ступил на нее и доска отогнулась и упала, и я стал лезть на забор, до которого едва достигал руками. После больших усилий я перетащил свое тело так, что ноги висели на одной, а туловище на другой стороне. Я оглянулся и увидал, что брат А. стоит на заборе и указывает мне на большую аллею и сад, и в саду большое и прекрасное здание. Я проснулся. Господи, Великий Архитектон природы! помоги мне оторвать от себя собак – страстей моих и последнюю из них, совокупляющую в себе силы всех прежних, и помоги мне вступить в тот храм добродетели, коего лицезрения я во сне достигнул».