Гриеко, Руджеро
| Руджеро Гриеко | |
| Ruggero Grieco | |
 | |
| Род деятельности: |
государственный и политический деятель Италии. |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Руджеро Гриеко (итал. Ruggero Grieco, 19 августа 1893, Фоджа — 23 июля 1955, Масса-Ломбарда), итальянский политик, деятель итальянского рабочего движения.
Биография
Гриеко стал одним из основателей Коммунистической партии Италии, на конгрессе в Ливорно входил во фракцию под руководством Амадео Бордиги. Вошёл в первый состав Центрального Комитета КПИ. Через несколько лет отошёл от позиции Бордиги и примкнул к Антонио Грамши, который поставил перед ним задачу организовать крестьянскую секцию партии. Вместе с Джузеппе Ди Витторио Гриеко основывает Ассоциацию по защите крестьянской бедноты (итал. Associazione di difesa dei contadini poveri).
После установления фашистского режима, с 1926 по 1944 годы находился в эмиграции. В этот период он использовал псевдоним Гарланди.
В 1928 году заочно был приговорён к 17 годам тюрьмы. Как показал Лучано Канфора в своей книге «La storia falsa» («Подложная история»), выбор Гриеко был связан с арестом и приговорами Грамши и Террачини. Исследователь Франко Ло Пипаро в работе «I due carceri di Gramsci» («Две тюрьмы Грамши») пишет о известном письме от Гриеко к Грамши, написанном в 1928 году и отправленном из Москвы, с советским штемпелем и марками. Это письмо стало основным доказательством для осуждения Грамши. Ло Пипаро называет это письмо «преступным» и видит в нём злой умысел. Продолжается дискуссия, была ли это необдуманная ошибка или преднамеренный поступок. Канфора считает, что письмо было подделано полицией.
С 1929 года — постоянный представитель КПИ при Исполкоме Коминтерна. В 1935 был избран в его члены.
Гриеко стал одним из самых влиятельных руководителей КПИ, и с середины 1934 по весну 1938 годов возглавлял её, так как Тольятти был занят работой в Коминтерне и постоянно находился в Москве, затем он передал руководство партией обратно к Тольятти.
В период его руководства партия сосредоточилась на создании антифашистского фронта, порвав с главенствовавшей до этого теорией социал-фашизма. Он стремился к широкому единому действию антифашистских сил, что стало предпосылкой к национальному единству, которое было затем достигнуто в период Сопротивления. В во время его руководства компартией также удалось привлечь молодёжь, выросшую в годы фашизма, например, с помощью известного и спорного манифеста Обращение к братьям в чёрных рубашках от 1936 года.
Во время Второй мировой войны работал в Москве на радио, руководил производством передач для Италии.
После возвращения в Италию в 1944 году возглавил аграрную комиссию ЦК ИКП и отдел пропаганды, занимался проблемами аграрной политики и борьбой за проведение аграрной реформы. Был редактором журнала «Аграрная реформа» («La riforma agraria»).
Был избран в Учредительное Собрание в 1946 году, затем был избран сенатором Итальянской Республики в 1948, и занимал этот пост до своей смерти, произошедшей во время митинга в Массе-Ломбарде, на следующий день после основания Национального союза крестьян.
Библиография
Руджеро Гриеко. Аграрный вопрос и борьба за землю в Италии, Сб. ст., пер. с итал., М., 1955.
Руджеро Гриеко. Из истории создания Итальянской коммунистической партии и её деятельности в 1921—1929 годах. // Вопросы Истории. 1955. № 1.
Напишите отзыв о статье "Гриеко, Руджеро"
Отрывок, характеризующий Гриеко, Руджеро
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
