Гримальди
| Гримальди | |||
|---|---|---|---|
 | |||
| Страна: | Княжество Монако | ||
| Титулы: | Князь Монако, герцог де Валентинуа | ||
| Основатель: | Гримальдо Канелла | ||
| Нынешний глава: | князь Альбер II | ||
Гримальди (Grimaldi) — одно из четырёх семейств (альберго), которые на протяжении пяти столетий правили Генуэзской республикой. Три остальных семейства — Фиески, Дориа и Спинола. В XIV веке одна из ветвей рода обосновалась в Монако, которым и продолжает править по сей день.
История
Род ведёт своё происхождение от Гримальдо Канелла, который избирался консулом Генуи в 1162, 1170 и 1184 годах. Его отец также был консулом, в 1133 году. В течение XIII века Гримальди держались пропапской политики, для чего заключили союз с родом Фиески, из которого происходило двое понтификов. Вместе с Фиески они дважды изгонялись из города народом и гибеллинами.
Горький хлеб и крутые лестницы чужбины понудили Гримальди закрепляться в разных уголках Лигурийской Ривьеры и даже на Сицилии. Одним из таких лигурийских замков было Монако, которым Гримальди впервые завладели в 1297, а окончательно — столетие спустя, в 1419 году. К тому времени они уже вернулись в Геную и активно принимали участие в политической жизни республики. В 1353 г. адмирал Антонио Гримальди возглавил генуэзский флот, давший бой венецианско-каталонскому у берегов Сардинии.
В 1506—1507 годах Монако пришлось выдержать 102-дневную осаду генуэзских войск. Чтобы обезопасить свои владения от нападения Генуэзцев Люсьен Гримальди, правивший в то время в Монако, начал вести переговоры с Испанией. В 1523 году Люсьен был убит генуэзцами из семьи Дориа, с которыми он находился в родстве[1]. Поэтому договор с Испанией в 1524 году подписывал его сын Оноре I[2]. По Тордесильясскому договору Монако признавала вассальную зависимость от Испании, а Испания гарантировала Монако безопасность[3].
После 1528 года в Генуэзской республике наступили более спокойные времена. Гримальди сохраняли место в верхушке местной аристократии, семеро из них избирались дожами:
- Антонио Чеба Гримальди — 1593—1595
- Ладзаро Чеба Гримальди — 1597—1599
- Алессандро Гримальди — 1671—1673
- Антонио Чеба Гримальди II — 1703—1705
- Лука Гримальди — 1728—1730
- Джамбаттиста Гримальди — 1752—1754
- Пьерфранко Гримальди — 1773—1775
В ренессансном квартале палацци-деи-Ролли наиболее известен построенный Гримальди палаццо Бьянко, теперь в нём картинная галерея. Монакская ветвь Гримальди в 1659 году приняла княжеский титул, а за семнадцать лет до этого, в 1642 году, французский король Людовик XIII восстановил для них старинный титул герцогов де Валентинуа. Принцы Монако проводили много времени при версальском дворе и жён выбирали из представительниц французской аристократии.
В 1733 году монакская ветвь Гримальди пресеклась в мужском колене. Княжество перешло через брачный союз с наследницей рода к герцогу Эстутевилю из французского семейства Гойон де Матиньонов, который по условиям брачного контракта принял фамилию Гримальди. Нынешние Гримальди — князь Альбер II и его сёстры Стефания и Каролина — происходят от брака графа Полиньяка с незаконнорожденной дочерью князя Луи II (правил в 1922—1949).
Напишите отзыв о статье "Гримальди"
Примечания
Ссылки
| ||||||
| ||||||
Отрывок, характеризующий Гримальди
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.
Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
