Гримау, Хулиан

Хулиа́н Грима́у Гарси́я (исп. Julián Grimau García; 18 февраля 1911, Мадрид — 20 апреля 1963, Мадрид) — испанский коммунист. Был приговорён к смерти за свою деятельность во время Гражданской войны и казнён франкистским режимом вопреки многочисленным протестам мировой общественности.

Биография

По профессии типографский рабочий, Гримау Гарсия участвовал в рабочем движении с 16 лет. Бывший член Республиканской левой партии, в 1936 году вступил в Компартию Испании.

После переворота, организованного против Второй Испанской Республики, сражался в рядах республиканцев. Состоял в органах политической полиции и был замешан в репрессиях (возможно, казнях и пытках) антисталински настроенных бойцов Интербригады, также членов ПОУМ.

В 1940—47 годах вёл партработу на Кубе и в Доминиканской Республике. В 1954 году избран в ЦК КПИ.

В 1957 году был направлен в Испанию на нелегальную работу.

В 1962 году арестован тайной полицией и приговорён судом к смертной казни. Несмотря на протесты мировой общественности (включая папу Иоанна XXIII), приговор был приведён в исполнение 20 апреля 1963 года.

Имя Хулиана Гримау носит улица в Москве, Дивногорске и Днепре.

Ссылки

• Гримау Гарсиа Хулиан — статья из Большой советской энциклопедии.
• [dic.academic.ru/dic.nsf/sie/4804/ГРИМАУ Советская историческая энциклопедия]

Отрывок, характеризующий Гримау, Хулиан

«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.