Гримм, Герман Давидович
Герман Давидович Гримм | |
нем. Hermann Grimm | |
Основные сведения | |
---|---|
Место смерти | |
Работы и достижения | |
Работал в городах |
Санкт-Петербург—Ленинград, Москва, Сочи |
Архитектурный стиль | |
Важнейшие постройки |
Ге́рман Дави́дович Гримм (1865—1942) — русский архитектор. Сын архитектора Д. И. Гримма. Отец искусствоведа, историка архитектуры Г. Г. Гримма (1905—1959).
Биография
Окончил Академию Художеств в 1890.
Академик архитектуры (1895). Преподаватель (с 1900), профессор (с 1901) ИГИ—ЛИСИ. Архитектор, инспектор строительной части Ведомства учреждений императрицы Марии (с 1907). Член Петербургского общества архитекторов с 1894. Старшина, заведующий музеем, член совета общества (с 1900-х). Работал для общества религиозно-нравственного просвещения в духе православной церкви. Автор построек в Москве, под Рыбинском и в Сочи, дачи в Петергофе и отделения для туберкулезных больных санатория в Халила.
В советское время — инженер и архитектор ряда организаций по сооружению железных дорог. Строил дома отдыха, промышленные здания; автор проекта жилого поселка электростанции «Красный Октябрь» в Ленинграде. Профессор Академии Художеств, доктор архитектуры, историк и теоретик зодчества, автор исследований по пропорциям. Действительный член Академии архитектуры СССР.
Проекты в Санкт-Петербурге
- Улица Ивана Черных, д.№ 20 — церковь Сергия Радонежского. 1899—1900. Совместно с Г. Г. фон Голи. (Не сохранилась).
- Стремянная улица, д. № 20 — здание общества религиозно-нравственного просвещения. 1899—1902. Совместно с Г. Г. фон Голи.
- 3-я линия, д. № 26 — доходный дом. 1900. Совместно с Г. Г. фон Голи.
- Лесной проспект, д. № 16 / Выборгская улица. 1901—1903 — церковь Иоанна Предтечи. При участии Г. Г. фон Голи. Закрыта в 1930 году и перестроена под спортивный зал.
- Кирочная улица, д. № 43 — здание музея Суворова. 1901—1904. Участие. Автор-строитель А. И. фон Гоген.
- Большой проспект Петроградской стороны, д. № 76-78 / Бармалеева улица, д.№ 5 — Плуталова улица, д.№ 25 — доходный дом Ведомства учреждений императрицы Марии. 1903—1905.
- 8-я линия, д. № 37 — доходный дом. Перестройка. 1904.
- Съезжинская улица, д. № 4 — доходный дом Н. А. Терентьева (И. И. Боргмана). 1904—1905.
- Набережная Обводного канала, д.№ 116 — Храм Воскресения Христова у Варшавского вокзала. 1904—1908. Совместно с Г. Г. фон Голи и А. Л. Гуном.
- Плуталова улица, д. № 24 — здание Петровской женской гимназии. 1905.
- Чкаловский проспект, д. № 50. 1906—1911. Церковь преп. Алексия Человека Божия при Доме милосердия (имела адрес по Бармалеевой улице). В конце 1920-х перестроена в корпус завода «Артель Прогресс-Радио» (ныне [www.spbizmerit.ru/ завод «Измеритель»]).
- 14-я линия, д. № 39 — здание гимназии и реального училища К. И. Мая. 1909—1910.
- Улица Льва Толстого, д. № 6, двор — здание столовой Женского медицинского института. 1910 (1912?).
- Улица Союза Печатников, д. № 13 — 15 — доходный дом. Надстройка. 1912.
- Волжский переулок, д. № 15 — складское здание Ф. А. Гутхейля. 1913.
- 4-я линия, д. № 13 — здание книгоиздательства А. Ф. Девриена. 1913—1914.
- Большой проспект Васильевского острова, д. № 55, двор — здание приюта лютеранской церкви св. Екатерины. 1913—1914.
- 15-я линия, д. № 16 — доходный дом лютеранской церкви св. Екатерины. 1914—1915.
- Политехническая улица, д. № 26 — здание богадельни для престарелых неимущих потомственных дворян в память 300-летия дома Романовых (1912—1916). С 1920 — Главное здание Физико-технического института им. А. Ф. Иоффе. Расширено и перестроено.
Напишите отзыв о статье "Гримм, Герман Давидович"
Примечания
Литература
- Зодчие Санкт-Петербурга. XIX — начало XX века / сост. В. Г. Исаченко; ред. Ю. Артемьева, С. Прохватилова. — СПб.: Лениздат, 1998. — 1070 с. — ISBN 5-289-01586-8.
- Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала XX века. — Спб., 1997. С. 111—112
Ссылки
- [www.orbis.spb.ru/topohron/personal/1003744.htm Санкт-Петербургские ассамблеи]
- [www.citywalls.ru/house1357.html Дом Общества религиозно-нравственного просвещения]
Отрывок, характеризующий Гримм, Герман Давидович
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.
Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
- Персоналии по алфавиту
- Умершие в Санкт-Петербурге
- Архитекторы по алфавиту
- Архитекторы XX века
- Архитекторы Российской империи
- Архитекторы СССР
- Архитекторы Санкт-Петербурга
- Архитекторы Москвы
- Выпускники школы Карла Мая
- Выпускники Императорской Академии художеств
- Пенсионеры Императорской Академии художеств
- Академики Императорской Академии художеств
- Академики Академии архитектуры СССР
- Преподаватели Санкт-Петербургского архитектурно-строительного университета
- Похороненные на Серафимовском кладбище
- Члены Петербургского общества архитекторов
- Преподаватели Института имени Репина