Гринбаум, Натан Соломонович

Натан Соломонович Гринбаум

Ната́н Соломо́нович Гринба́ум (3 июня 1916, Томашув-Мазовецкий, Люблинская губерния, Российская империя — 16 января 2011, Санкт-Петербург, Россия) — молдавский советский и российский филолог-классик, специалист по древнегреческо-латинской классической филологии. Воспитанник Варшавского и Ленинградского университетов, доктор филологических наук, профессор, заслуженный деятель науки Молдавской ССР (1973), в 1960—1976 годах — заведующий кафедрами романской филологии Кишинёвского педагогического института и классической филологии Кишинёвского государственного университета.

Биография

Ранние годы

После окончания в Ченстохове [www.absolwenci.sieniu.webd.pl/index.php?show=graduate&which=2066 мужской гимназии имени Генрика Сенкевича ] Н. С. Гринбаум избрал в качестве специальности классическую филологию и поступил в 1934 году в Варшавский университет, где среди его наставников были такие крупные ученые, как известный эллинист Александр Турын и блестящий знаток латинского языка и римской литературы Казимеж Куманецкий.

Окончив (после представления дипломной работы на латинском языке) в 1938 году со степенью магистра Варшавский университет и в 1939 — годичный «Педагогикум» (там же), Н. С. Гринбаум готовился к продолжению своих научных занятий. Последовавший раздел Польши и начало Второй мировой войны вынудили его в 1939 году покинуть Польшу. В конце 1939 года он добрался до города Львова. Отсюда в начале 1940 года вместе со своей будущей женой — Яниной Лейбовной Неймарк — был направлен в город Павлово-на-Оке Горьковской области. Натан Соломонович работал учителем французского и немецкого языков в школе № 3, а в 1944—45 годах — директором мужской школы № 2, а Янина Лейбовна — лаборанткой и медсестрой в эвакогоспитале.

Вернуться к научной работе Н. С. Гринбауму удалось только после окончания войны, поступив в октябре 1945 года в аспирантуру по кафедре классической филологии Ленинградского университета; здесь его учителем был академик И. И. Толстой. Аспирантские занятия Н. С. Гринбаум совмещал с преподаванием студентам древнегреческого и латинского языков, параллельно работая латинистом в Пединституте им. Покровского.

В эти годы определился основной круг интересов молодого специалиста — язык древнегреческой лирики. Защищенная им в июне 1948 года кандидатская диссертация «Язык Алкея» явилась первой серьёзной работой в избранной области.

Преподавательская и научная работа в Молдавии

После окончания аспирантуры и получения направления в 1948 году на работу в Кишинёв в жизни Н. С. Гринбаума и Я. Л. Неймарк начинается новый период. 30 лет он проработал в Кишинёве: Кишинёвском государственном педагогическом институте им. Иона Крянгэ (1948—1960) и в Кишинёвском государственном университете (1960—1978).

В пединситуте он стал деканом факультета иностранных языков и заведовал кафедрой французского языка, в университете — кафедрой романской филологии (1960—1965) и с 1965 по 1978 год — кафедрой классической филологии. Одновременно он с большим увлечением изучает проблему древнегреческого литературного языка, исследует язык Пиндара в сопоставлении с гомеровским языком и различными греческими диалектами, а также совершенно новый для того времени материал — только что дешифрованные микенские надписи.

В советских и зарубежных изданиях появляются его статьи и доклады по вопросам микенологии и диалектной базы хоровой лирики, в которых исследуются и сопоставляются с языком Пиндара крито-микенские тексты, надписи Фессалии, Аттики, Крита. К концу 60-х годов эта огромная работа завершается монографией «Язык Пиндара», представленной на соискание учёной степени доктора филологических наук и защищённой в июне 1969 года в Московском университете (опубликована частично в 1973 году).

Гринбаумом написано множество статей о греческой литературе и латинском языке, а также об отдельных древнегреческих и римских авторах для «Молдавской советской энциклопедии». Под научной редакцией Н. С. Гринбаума (совместно с Н. Русу) и с его предисловием издан первый молдавский перевод «Одиссеи» (1979). Наконец, при активном участии Н. С. Гринбаума и под его редакцией увидел свет первый учебник по латинскому языку для вузов Молдавии (1966; второе издание — 1972). В 1973 году Президиум Верховного Совета Молдавской ССР присваивает Н. С. Гринбауму почетное звание «Заслуженный деятель науки Молдавской ССР».

Последующие годы отмечены новым подъёмом научной деятельности Натана Соломоновича. Он исследует эпиграфические памятники и новые греческие надписи; ставит вопрос о языке хоровой лирики как историческом источнике; публикует работы о языке других древнегреческих поэтов — представителей этого жанра — Алкмана, Стесихора, Симонида, Вакхилида.

Научная заслуга Н. С. Гринбаума состоит прежде всего в принципиально новом подходе к характеру языка хоровой лирики. В своих исследованиях он пришёл к выводу, что язык хоровой лирики древнее языка эпической поэзии, восходит к более ранним источникам и имеет свою многовековую традицию. В основе языка хоровой лирики лежит не дорийский диалект и не язык Гомера, а протоионийско—эолийская койне, особый поэтический наддиалект, специально призванный обслуживать жанр хоровой лирики, подобно тому как язык Гомера явился результатом приспособления другого древнейшего наддиалекта для нужд эпической поэзии.

В Ленинграде (Санкт-Петербурге)

В середине 70-х годов внимание Натана Соломоновича привлекает проблема возникновения и функционирования древнегреческого литературного языка в целом. В 1977—1980 годах им были рассмотрены как методологические вопросы изучения древнегреческого литературного языка, так и последовательно все его важнейшие этапы. Итогом многолетних исканий стала монография «Ранние формы литературного языка (древнегреческий). От микенского и послемикенского периода до позднеэллинистического времени», увидевшая свет в 1984 году. Исследования Н. С. Гринбаума по вопросам языка хоровой лирики и более общим проблемам древнегреческого литературного языка получили признание научной общественности в нашей стране и за рубежом.

Будучи в преклонном возрасте, Н. С. Гринбаум продолжал работу над статьями, принимал участие в научных конференциях и совещаниях по античной литературе в Санкт-Петербурге. Сборник новых статей профессора Н. С. Гринбаума, посвящённый изучению языка крупнейшего древнегреческого поэта Пиндара, вышел в свет в 2007 году. Общая же библиография Н. С. Гринбаума насчитывает более 200 названий.

О жизненном и научном пути Н. С. Гринбаума можно узнать из вступительной статьи академика Николая Николаевича Казанского в кн.: Гринбаум Н. С. Микенологические этюды (1959—1997). — СПб.: Алетейя, 2001.

Семья

Сыновья — кандидат технических наук Иосиф Натанович Гринбаум и филолог Олег Натанович Гринбаум.

Труды

• Язык древнегреческой хоровой лирики (Пиндар). — Кишинёв: Штиинца, 1973.
• Язык и стиль древнегреческих писателей (VI—V вв. до н. э.). Совместно с С. Д. Мисько. — Кишинёв: Штиинца, 1973.
• Ранние формы литературного языка (древнегреческий). — Л.: Наука, 1984.
• Художественный мир античной поэзии. Творческий поиск Пиндара: к 2500-летию со дня рождения поэта. — Л.: Наука, 1990.
• Микенологические этюды (1959—1997). — СПб.: Алетейя, 2001.
• Пиндар. Проблема языка. — СПб.: Нестор—История, 2007.
• Лексика древнегреческой ранней лирики. Глагольная лексика. — СПб.: Издательство С.-Петербургского Университета, 2008.
• Лексика древнегреческой ранней лирики. Именная лексика. — СПб.: Издательство С.-Петербургского Университета, 2008.
• Взгляд в античность. VARIA. — СПб.: Нестор—История, 2010.
• Nathan S. Grinbaum. Le lexique de la poésie lyrique comme source historique [www.uniurb.it/FilClas/intesta.htm Quaderni Urbinati di Cultura Classica] Nuova Serie 59, N. 2 — 1998 (vol. 88 della serie continua). — Pisa—Roma: Istituti Editoriali e Poligrafici Internationali, 1973.

Фотогалерея

Институт лингвистических исследований РАН. «Индоевропейское языкознание и классическая филология» (ежегодные конференции, посвящённые памяти проф. И. М. Тронского). ХI конференция (18—20 июня 2007 года)

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Научное сообщение

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Н.С. Гринбаум (слева) и Н. Н. Казанский (справа)

Ссылки

• [librarius.narod.ru/personae/nsgri.htm Список трудов с фотографией]
• [bibliotheca-classica.org/ru/projects/indeces/common/com_index.php Библиография ранних работ Н. С. Гринбаума]

Отрывок, характеризующий Гринбаум, Натан Соломонович

– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.