Гринберг, Владимир Ариевич

Владимир Ариевич Гринберг
Дата рождения:	9 февраля 1896(1896-02-09)
Место рождения:	Ростов-на-Дону
Дата смерти:	29 января 1942(1942-01-29) (45 лет)
Место смерти:	Ленинград
Подданство:	Российская империя Российская империя
Гражданство:	РСФСР РСФСР СССР СССР
Жанр:	портрет, пейзаж
Учёба:	частные студии Ростова-на-Дону и Петербурга
Стиль:	Реализм

Владимир Ариевич Гринберг ((28 Января)9 февраля 1896, Ростов-на-Дону — 29 января 1942, Ленинград) — российский советский живописец, график и педагог, член Ленинградского Союза советских художников, представитель ленинградской школы пейзажной живописи.

Биография

Владимир Гринберг родился 28 января 1896 года в Ростове-на-Дону. В 1904—1914 учился в ростовском Коммерческом училище. Первые уроки живописи и рисунка получил в эти же годы, занимаясь у А. М. Волочинкова. К 1914 году относится первое участие в выставке ростовских художников. С 1915 по 1917 год жил в Петрограде. Учился в Политехническом институте, одновременно посещал художественную школу княгини М. Д. Гагариной («Новая художественная мастерская»), где в эти годы вели занятия М. В. Добужинский, А. Е. Яковлев, О. Э. Браз.

В 1917 возвратился в Ростов-на-Дону. В 1917—1922 годах занимался преподавательской работой, в том числе в собственной частной студии, оформлением города к революционным праздникам, работал художником в Политпросвете Северо-Кавказского военного округа (1921—1922), где выполнил цикл живописных портретов членов Реввоенсовета Южного округа — К. Е. Ворошилова, С. М. Будённого, А. С. Бубнова и других видных большевиков.

С 1922 Гринберг жил в Петрограде-Ленинграде. Посещал художественную студию Дома искусств, писал пейзажи, портреты, обращался к бытовому жанру, занимался книжной и журнальной графикой. Работал в технике масляной живописи, акварели, рисунка углем и сангиной. Создал иллюстрации к книгам «Американские рассказы» О`Генри (1925, не издана), «Китайский мальчик» Ф. Брет-Гарта (М.-Л., 1927), «Гимназисты» (М.-Л., 1927) и «Детство Тёмы» (М.-Л., 1920-е) Н. Г. Гарина-Михайловского, «Арест Яши Ансона» Я. Страуян (М.-Л., 1928) и другим. Сотрудничал в журналах «Ёж» и «Чиж». Был членом и экспонентом художественных объединений «Шестнадцать» (1924), АХР (с 1928). Участвовал в выставках советского искусства в США (1924—1925, передвижная), Японии (1926—1927, передвижная), Париже (1929), XIV международной художественной выставке в Венеции (1927). В 1933 был принят в члены Ленинградского Союза советских художников. В 1934—1935 по контракту работал над циклом ленинградских пейзажей («Новый Ленинград», «Социалистический Ленинград»). Совершил поездки в Углич (1935), Гурзуф (1937), Геленджик (1939). Стихией зрелого периода творчества Гринберга стал пейзаж, особенно городской пейзаж, в котором художник находил сдержанное звучание холодноватых гамм Ленинграда.

Одновременно Гринберг занимался педагогической деятельностью, преподавал в Ленинградском художественно-промышленном техникуме (1926—1927), Ленинградском институте инженеров коммунального строительства (1930—1941). Непродолжительное время преподавал в Ленинградском институте живописи, скульптуры и архитектуры (1932—1933).

После начала Великой Отечественной войны оставался в Ленинграде, участвовал в строительстве оборонительных сооружений, занимался маскировочными работами. Сотрудничал в «Окнах ТАСС», был участником «Первой выставки работ ленинградских художников в дни Великой Отечественной войны», открытой 2 января 1942 года в Малом зале Ленинградского Союза советских художников.

Умер 29 февраля 1942 года, похоронен на Большеохтинском кладбище. Ретроспективные выставки произведений художника состоялись в Ленинграде — Санкт-Петербурге (1946, 1976, 1982, 1987, 1996), Ростове-на-Дону (1996), Барнауле (2002), Москве (2008).

Владимир Гринберг был одним из ведущих представителей ленинградской школы, сложившейся в конце 1920-х — 1930-х гг. Общими характеристиками художников ленинградской школы, включая Ведерникова, считаются: « широкое видение» — широта живописного приёма; принципиальное использование «быстрого письма»; значимость силуэта; использование прозрачных, серебристых и мягких тональных гамм и размытых контуров предметов.

Произведения Владимира Гринберга находятся в музеях и частных собраниях в России и за рубежом.

Музейные собрания

• Государственный Русский музей.
• Государственная Третьяковская галерея.

Источники

• Струкова А. И. Ленинградская пейзажная школа. 1930-е-первая половина 1940-х. М.: «Галарт», 2011
• Живопись 20-30-х годов. Авт.-сост. А. М. Муратов. - СПб: Художник РСФСР, 1991. С. 122.
• Государственный Русский музей. Живопись. Первая половина ХХ века. Каталог. А—В. Т. 8.. СПб, Palace Editions. 1997. С. 56-57.
• Филиппова И. И. Н. Н. Пунин о В. А. Гринберге / Война и художественная культура. Сб. докладов. - Курск: Из-во Курск. гос. пед. ун-та, 2000. с. 90-97.
• Страницы памяти. Справочно-мемориальный сборник. Художники Ленинградского Союза советских художников, погибшие в годы Великой Отечественной войны и в блокаду Ленинграда. СПб, 2010. С. 273—275.
• В. А. Гринберг. Выставка произведений: Каталог / Авт. ст. Мочалов Л. В. ; сост. кат. Гринберг Г. А. , Тер-Оганьян Ц. А.; ред. Арбузов Г. С. Л., 1976.
• Владимир Гринберг(1896—1942): Выставка произведений. Вечер памяти: Буклет/текст: Перц В. Г. Л., 1987.
• Владимир Гринберг (1896—1942). Художник Ленинграда. Автор статьи: Струкова А., М.: Скорпион, 2008.

См. также

• Пейзажная живопись в изобразительном искусстве Ленинграда
• Ленинградские маркисты
• Список живописцев Ленинградского Союза художников
• Ленинградский Союз художников

Отрывок, характеризующий Гринберг, Владимир Ариевич

– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.