Гринберг, Даниэль
| Даниэль Гринберг | |
| Daniel Grinberg | |
| Научная сфера: |
История |
|---|---|
Даниэль Гринберг (польск. Daniel Grinberg, 18.03.1950 г., Польша) — польский историк еврейского происхождения, с 1994 по 1995 год директор Еврейского исторического института, научный специалист по истории анархизма.
Биография
Обучался в Варшавском университете, где в 1973 году получил научную степень магистра. В 1977 году защитил степень доктора наук по теме «Towarzystwo Fabiańskie: Ludzie-Idee-organizacja» (Фабианское общество: Люди-Идеи-организация). В 1987 году защитил хабилитацию. C 1991 года был профессором в Институте истории Белостокского университета и истории лёгкой атлетики в Польше.
В настоящее время Даниэль Гринберг занимается историей XIX века, историей социологии, историей идей, историософией, историей политической эмиграции и социальных движений, историей анархизма, историей эмансипации европейских евреев и историей лёгкой атлетики в Польше.
В 1989 году совместно с Мариолой Шавел Даниэль Гринберг перевёл на польский язык «Источники тоталитаризма» Ханны Арендт и в 1994 году издал перевод «Теории демократии» Джованни Сартори.
С 1994 по 1995 год был директором Еврейского исторического института.
В настоящее время также является членом Статистической комиссии Польского союза лёгкой атлетики, которым руководил с 1983 по 1989 год. Член Международного общества статистиков (Association of Track and Field Statisticians). Написал несколько работ по истории лёгкой атлетики в Польше.
Сочинения
- Geneza apartheidu, Zakład Narodowy im. Ossolińskich, Wrocław, 1980;
- Ruch anarchistyczny w Europie Zachodniej: 1870—1914, wyd. PWN, 1994;
- 90 lat polskiej lekkoatletyki 1919—2009. wyd. Komisja Statystyczna PZLA, Warszawa, 2009. ISBN 978-83-902509-9-1 (в соавторстве)
Напишите отзыв о статье "Гринберг, Даниэль"
Ссылки
- [nauka-polska.pl/dhtml/raporty/ludzieNauki?rtype=opis&objectId=49128&lang=pl Данные на портале «Наука Польши»]
- [ifnt.fizyka.amu.edu.pl/tw/la/sta/history.htm История лёгкой атлетики в Польше]
Отрывок, характеризующий Гринберг, Даниэль
– А вот новая афиша.Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
