Грини (концентрационный лагерь)

Гри́ни (норв. Grini) — немецкий концентрационный лагерь в Норвегии, подчинявшийся отделению Зипо в Осло. Действовал с 12 июня 1941 по 8 мая 1945 года.

Лагерь был создан 12 июня 1941 года к юго-западу от Осло. Располагался в здании женской тюрьмы, построенной в 1940 году. Первыми его узниками стали 115 заключённых, переведённых в него из Онебю. Всего за время существования лагеря через него прошло 19 247 заключённых. Помимо норвежских и иностранных политических заключённых, в Грини содержались также и преступники, проходившие по уголовным статьям: мошенники, спекулянты.

С 5 ноября 1942 по 23 сентября 1944 года в Грини действовало отделение для смертников и осуждённых на каторжные работы. Оно представляло собой большое помещение, получившее название «Парашют» (норв. Fallskjermen). Осуждённых на каторгу, как правило, в течение двух месяцев после прибытия отправляли в Германию. 23 сентября 1944 года «Парашют» был передан женскому отделению лагеря, а заключённые переведены в «Haft» — изолятор Грини.

После войны Грини был передан в подчинение тюремному ведомству и до 1951 года функционировал под названием тюрьмы Илебу как место содержания предателей родины. В настоящее время там действует тюрьма Ила, рассчитанная на 130 мест. В 2012 году норвежский суд приговорил известного террориста Андерса Брейвика к отбыванию здесь 21-летнего срока за теракт на о. Утёйа.

Отделения лагеря

Грини являлся центральным лагерем для целого ряда отделений. Первое такое отделение было создано уже летом 1941 года. Большинство из них действовало в Эстланне, но были также и Трёнделаге (Фаннрем) и Нур-Норге (Квенанген и Бардуфосс). Последнее отделение было открыто на ипподроме в Момаркене 13 марта 1945 года.

Лагерь в Фаннреме (Оркдал) был создан как отделение Грини в октябре 1944 года и просуществовал до конца войны. На 23 января 1945 года в нём насчитывалось 203 заключённых. Они жили в военных казармах по 6—20 человек в каждом помещении. Их использовали на Оркдалской железной дороге для переделки её в ширококолейную. Охрану заключённых осуществляли штурмовые отряды. Режим в Фаннреме первое время был достаточно жёстким. Заключённых держали в полной изоляции и принуждали к тяжёлым работам. Однако рацион тут не был столь же скудным, как в Грини. С декабря 1944 года заключённые получили возможность вступать в контакт с местным населением.

Отделение в Бардуфоссе было создано в начале марта 1944 года, когда туда были переведены 400 заключённых. Примерно 300 из них прибыли из Грини, остальные из Фальстада. Переводы из Грини имели место и позднее. Таким образом, число заключённых в Бардуфосском лагере возросло до 800 человек. Лагерь действовал до конца войны, и к её окончанию в нём находилось около 550 заключённых. Его узникам приходилось работать в течение 12—13 часов в день при скудным питании. Их труд использовался для работ на местном аэродроме.

Самое северное отделение Грини располагалось в Северном Тромсе в Квенангене и состояло фактически из двух лагерей — Вейдаль и Баддерен. При создании этих лагерей в начале августа 1942 года в них переместили заключённых из лагеря Грини и евреев из Фальстада. Общее их количество составляло примерно 400 человек. Охрану лагеря несли солдаты вермахта, а работы велись под надзором работников организации Тодта. Узники использовались здесь на строительстве 6-километровых противоснежных заграждений вдоль шоссе. Отделение Красного креста, расположенное в Тромсё, снабжало их одеждой и продовольствием. Кроме того, они получали посылки от своих родственников. 11 ноября 1942 года заключённые были разосланы по своим лагерям, из которых ранее прибыли.

Ссылки

• [www.regjeringen.no/nb/dep/hod/dok/nouer/1998/nou-1998-12/26/7.html?id=375569 Helse- og omsorgsdepartementet]
• [www.snl.no/Grini/tysk_fangeleir Store norske leksikon]

Отрывок, характеризующий Грини (концентрационный лагерь)

– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.