Гринцер, Павел Александрович

Па́вел Алекса́ндрович Гри́нцер (28 декабря 1928, Москва — 26 февраля 2009) — советский и российский филолог, исследователь литературы древней Индии. Окончил МГУ по специальности «классическая филология» (1951). Доктор филологических наук (1975). Главный научный сотрудник Института мировой литературы РАН (работал в институте с 1957 года), ведущий научный сотрудник Института высших гуманитарных исследований РГГУ (работал в институте с 1992 года).

Биография

Происходил из видной одесской семьи. Его дед — инженер, народоволец и социал-демократ Яков-Иосиф Моисеевич Гринцер (Янкель-Иосиф Мойше-Меерович Гринцер; 1865—?) был заместителем заведующего отделом экономики промышленности в ВСНХ РСФСР, многократно арестовывался как в дореволюционное, так и в советское время; бабушка — София Соломоновна (Хая-Сура Шлиомовна) Гринцер (урождённая Ганелина; 1863, Тирасполь — после 1933, Москва), также была членом «Народной воли». Тётя — врач Вера Яковлевна Гринцер. Двоюродный брат — Моисей Давидович Гринцер (1904—1991), экономист и мемуарист; брат деда — педагог Илья Моисеевич Гринцер (?—1942), дядя деда — ветеринар Сергей Григорьевич Гринцер.

Родители — Александр Яковлевич Гринцер (1898—12.1941) и Мария Сергеевна Гринцер (1901—?) — участвовали в деятельности «Союзного бюро меньшевиков». Сын — литературовед Н. П. Гринцер (род. 1966).

Увлекался футболом.

Научная деятельность

Исследования Гринцера отличает широкий компаративистский подход. В книгах об индийском эпосе для прояснения его крайне сложной структуры он демонстрирует аналогии его мотивам в эпосе и мифологии самых различных народов (отнюдь не только индоевропейских). Он широко использует т. н. «формульную теорию» Перри-Лорда и обосновывает первоначально устную природу индийского эпоса. По словам ученого, «не только исторические реалии, но и буквально каждый компонент содержания и формы древнеиндийского эпоса в генезисе своем многослойны и многообразны».

В своём исследовании классической индийской теории поэзии (1987) учёный дает её подробнейшую характеристику и сопоставляет её с сочинениями античных авторов, а также ученых XX века. По его словам, «ценно то, что авторы индийских поэтик, не ограничившись — как нередко это бывает в современных исследованиях — констатацией феномена гиперсемантизации, пытались — и с очевидным успехом — теоретически и практически изучить его механизмы».

В написанной совместно с сыном монографии о генезисе литературной теории (2000) сопоставляет пять пар её концептов в Греции и Индии: (1) вдохновение и мастерство, (2) сакральное и поэтическое слово, (3) старая и новая песнь, (4) удовольствие и польза, (5) правда и вымысел.

Награды

Лауреат Государственной премии СССР (1990), премии имени С. И. Тюляева (1993), премии им. С. Ф. Ольденбурга (1994).

Основные труды

Диссертации

• Санскритская «обрамленная повесть». Автореф. дисс. … канд. филол. наук. М., 1962. 19 с.
• Древнеиндийский эпос. Устная и письменная традиция. Автореф дисс. … д. филол. наук. М., 1974. 45 с.

Монографии

• Древнеиндийская проза (Обрамленная повесть). М., ИВЛ. 1963. 268 стр. 1500 экз.
• «Махабхарата» и «Рамаяна». (Массовая ист.-лит. б-ка). М., Худож.лит. 1970. 96 стр. 8000 экз.
• Древнеиндийский эпос. Генезис и типология. (Серия «Исследования по фольклору и мифологии Востока»). М.,Наука (ГРВЛ). 1974. 424 стр. 4800 экз.
• Бхаса. (Серия «Писатели и ученые Востока»). М., Наука (ГРВЛ). 1979. 304 стр. 4200 экз.
• Основные категории классической индийской поэтики. М.,Наука (ГРВЛ). 1987. 312 стр. 2750 экз.
• Становление литературной теории. (Серия «Чтения по истории и теории культуры»). М., РГГУ. 1996. 56 стр.
• Эпохи взаимодействия литератур Востока и Запада. М., РГГУ. 1997. 53 стр.
• Тайный язык «Ригведы». М., РГГУ. 1998. 70 стр.
• Гринцер Н. П., Гринцер П. А. Формирование литературной теории в Древней Греции и Индии. М., РГГУ. 2000. 424 стр. 1000 экз.

Сборники

• Избранные произведения. В 2 т. Т.1. Древнеиндийская литература. М., РГГУ. 2008. 544 стр.

Переводы

• Жизнь Викрамы, или 32 истории царского трона / Пер. П. А. Гринцера. М.: ИВЛ, 1960. 236 стр. 50000 экз.
• Бхаса. Пригрезившаяся Васавадатта. Натака о статуе // Гринцер П. А. Бхаса. М., 1979. С. 213—296.
• Хитопадеша (Доброе наставление). Отрывки из Тантракхьяики (Книги назидательных рассказов) / Пер. П. Гринцера // Индийская средневековая повествовательная проза. М.: Худож. лит, 1982. С. 23-194.
• Бана. Кадамбари. / Пер. П. А. Гринцера. М.: Ладомир, 1995. 2-е изд. (Серия «Литературные памятники»). М., Наука. 1997. 664 стр.
• Дандин. Зеркало поэзии (Кавьядарша) / Пер. и комм. П. А. Гринцера // Восточная поэтика. Тексты, исследования, комментарии. М.: Вост. лит, 1996. С. 111—165.
• Рамаяна. В 7 кн. Кн.1-2. Балаканда (Книга о детстве). Айодхьяканда (Книга об Айодхье) / Пер. П. А. Гринцера. (Серия «Литературные памятники»). М.: Ладомир, 2006. 896 стр. 1000 экз.

Ссылки

• [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke9/ke9-2453.htm Гринцер, Павел Александрович] // Краткая литературная энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1962—1978.
• [www.svobodanews.ru/Transcript/2007/06/07/20070607202614327.html Интервью о переводе Рамаяны]
• Гринцер П. А. [www.philology.ru/literature4/grintser-74.htm Великий эпос Индии]

Отрывок, характеризующий Гринцер, Павел Александрович

– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.