Грифоны
Грифо́ны — мифологические крылатые существа, с туловищем льва и головой орла[1]. Имеют острые когти и белоснежные (или золотые) крылья. Грифоны — противоречивые существа, одновременно объединяющие Небо и Землю, Добро и Зло. Их роль — и в различных мифах, и в литературе — неоднозначна: они могут выступать и как защитники, покровители; и как злобные, ничем не сдерживаемые звери.
Содержание
Этимология
Слово происходит от лат. grȳphus и через него от греч. γρύψ. По одной из гипотез, греческое название восходит к др.-евр. «керуб» (см. херувим)[2]. Согласно другой гипотезе, оно происходит от греческого γρυπός («крючконосый»). Некоторые исследователи высказывали предположение, что grupos было позаимствовано из восточных языков: возможно, от ассирийского k’rub, то есть «фантастическое крылатое существо», или еврейского kerub, «крылатый ангел».
Древний мир
Впервые изображения грифонов засвидетельствованы на дворцовых фресках Крита позднеминойского периода. Также изображения грифонов встречались в древнем Египте и древней Персии, но наибольшее распространение они получили в искусстве античного греческого мира.
- Levantine - Winged Griffin Nibbling on Sacred Tree - Walters 711171.jpg
Нео-ассирийское искусство, финикийский стиль: грифон, грызущий листок священного дерева. Слоновая кость; 8-й век до н. э.. Художественный музей Уолтерса
- Knossos fresco in throne palace.JPG
Грифон на дворцовых фресках Крита
- Affresco romano - Pompei - arimaspe e grifo 1.JPG
Настенная роспись помпейской Виллы Мистерий
(ок. II-I в. до н. э.)
Античные авторы
Впервые их упоминает поэт VI в. до н. э. Аристей из Проконнеса, а также Эсхил (Прометей 803) и Геродот (История IV 13).
Грифонов связывают также с некоторыми образами скифского «звериного стиля».
Первое письменное упоминание о грифонах мы находим у древнегреческого автора Аристея из Проконнеса, жившего в VII веке до н. э. Он совершил путешествие в глубь Центральной Азии в поисках гиперборейцев и их святилища Аполлона, который почитался в этих краях как повелитель света и тьмы. В своих странствиях Аристей повстречал племя иммедонийцев, поведавших ему о том, что к северу от их земель находится горная цепь — обитель холодных ветров. Греческий путешественник решил, что это были Кавказские горы, хотя современные ученые больше склоняются к мнению, что это был скорее Урал или даже Алтай.
Средневековая символика
Считалось, что грифоны родом из Индии, где они охраняли огромные сокровищницы с золотом. Первое дошедшее до нас упоминание о грифонах принадлежит Геродоту (V век до нашей эры). Он пишет, что это чудовища с львиными телами и орлиными крыльями и когтями, которые живут на крайнем севере Азии в Гиперборее и охраняют от одноглазых аримаспов (сказочных обитателей севера) месторождения золота. Эсхил называет грифонов "птицеклювыми собаками Зевса, которые не лают". Греки полагали, что грифоны были стражами золотых копий скифов. Более поздние авторы добавляют массу подробностей в описание грифонов: это самые сильные из зверей (за исключением львов и слонов), свои гнезда они строят из золота, с героями и богами в конфликты не вступают.
Эти мистические существа символизируют власть над небом и землей, силу, бдительность и гордыню. Грифон также стал атрибутом богини возмездия — Немезиды: её часто изображали в колеснице запряженной грифонами.
Грифон в геральдике
Грифон — часто встречающаяся негеральдическая фигура в гербах. Символизирует могущество, власть, бдительность, быстроту и силу. Мужской вариант грифона (англ. male griffin) изображался бескрылым и с пучками алых шипов (обозначающих солнечные лучи), иногда даже с рогами или бивнями. В геральдике существует образ морского грифона (англ. sea-griffin), обозначающего связь армигера с водой. Такой грифон бескрыл и имеет рыбий хвост вместо «львиной» части тела.
Грифон в архитектуре
Архитектурное украшение в виде фантастического существа с туловищем льва и головой орла или льва встречается в виде барельефов на стенах зданий, а также в виде скульптур, располагающихся на крышах и венчающих колонны и пьедесталы. Как символ стража сокровищ, крылатый лев присутствует в качестве декоративного мотива элементом архитектурного оформления казнохранилищ банков и т. п.[3]
Грифоны с головами львов высятся на крыше здания таможни в Барселоне.
В Санкт-Петербурге через канал Грибоедова перекинут Банковский мост, особую известность которому принесли угловые скульптуры крылатых львов (часто ошибочно именуемых грифонами) работы П. П. Соколова.
Грифон в современной культуре
Грифон — популярный персонаж произведений в жанре фэнтези, встречающийся в художественной литературе, кинематографе и компьютерных играх.
Возникновение образа грифона
Историк Адриена Майор в своей книге «Первые охотники за окаменелостями» (1993) предположила, что образ грифона навеян древнегреческим историкам рассказами скифов-золотоискателей Алтая, которые могли наблюдать в песках пустыни Гоби окаменелые кости динозавров протоцератопсов, освобождённые из дюн ветрами. Описание грифона вполне применимо к этим ископаемым скелетам: размеры животного, наличие клюва, соседство с золотыми россыпями, роговой затылочный воротник протоцератопса способен раскалываться от времени, и его остов на плечах мог создавать иллюзию ушей и крыльев[4].
Напишите отзыв о статье "Грифоны"
Примечания
- ↑ Мифы народов мира. М., 1991-92. В 2 т. Т. 1. С. 336, Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т. 2. С. 79
- ↑ Яйленко В. П. Архаическая Греция и Ближний Восток. М., 1990. С. 223
- ↑ Словарь терминов архитектуры. Сост. Юсупов Э. С., 1994
- ↑ Роджер Хайфилд, «Гарри Поттер» и наука: Настоящее волшебство, Екатеринбург: У-Фактория, 2006, С. 247—252, 262. ISBN 5-9709-0179-2
См. также
- Гиппогриф | Семаргл | Ангх
- Гриф (герб)
- Параплан «Грифон».
Ссылки
|
Портал «Мифология» |
|---|---|
|
грифон в Викисловаре? |
|
Проект «Мифология» |
- [bestiary.us/grifon.php Грифоны] на сайте «Энциклопедия вымышленных существ»
- [www.magic-of-color.com/?p=2103 «Griffons». Много изображений грифона]
- [www.pskov.aif.ru/culture/event/1155889 Загадки порховской фауны. Откуда в райотделе полиции полуорлы-полульвы]
| |||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Грифоны
На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.
Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
