Гриффин (человек-невидимка)

Гриффин
Griffin
Создатель:	Герберт Уэллс
Произведения:	Человек-невидимка
Пол:	мужской
Прозвище:	Человек-невидимка
Род занятий:	учёный
Роль исполняет:	Клод Рейнс, Андрей Харитонов

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Гриффин (англ. Griffin) — вымышленный персонаж, герой романа «Человек-невидимка», впервые опубликованного в 1897, созданный Гербертом Уэллсом. Гриффин — молодой учёный, который хочет создать сверхчеловека путём создания расы невидимых людей.

Описание персонажа

Гриффин — блестящий учёный-исследователь, открывший процесс, позволяющий делать человека невидимым. Процесс включает в себя принятие опиума и других веществ, которые обесцвечивают кровь, и воздействие на тело специальным аппаратом. Опыт был успешным, но он обнаружил для себя, что не может обратить процесс. В отличие от фильма 1933 года, Гриффин в романе возможно является психопатом даже до того, как сделал себя невидимым. Фактически Гриффин, обладающий способностью невидимости и мечтающий о мировом господстве, является одним из первых суперзлодеев.

Биография персонажа

Гриффин — одарённый молодой студент медицинского университета с альбинизмом, который изучает оптическую плотность. Он считает, что стоит на пороге большого научного открытия, но чувствует себя неуютно, работая под руководством профессора. Чтобы гарантировать, что он будет единственным человеком, совершившим открытие, оставляет университет и снимает квартиру для продолжения своих экспериментов в одиночку.

Для финансирования своих экспериментов Гриффин похищает деньги у своего отца. В результате тот покончил с собой, потому что деньги не были его собственными (вероятно, в результате чего он был не в состоянии погасить задолженность). Работая в своей квартире, Гриффин изобретает способ уменьшить показатель преломления физических объектов, что приводит к их невидимости. Эксперименты с куском ткани и кошкой прошли успешно. Он вынужден спешить в своих экспериментах из-за постоянного вмешательства хозяина, который с подозрением относится к его деятельности. Гриффин проводит эксперимент над самим собой и становится невидимым, а затем поджигает здание, чтобы замести следы. Он остаётся один, невидимо бродит по улицам Лондона, пытаясь выжить на открытом воздухе, невидимый для окружающих. Чтобы стать на время похожим на обычных людей, он украл одежду из магазина подпольного театра, в том числе плащ и шляпу, а также обернул голову бинтами и закрыл глаза большими тёмными очками. Он поселяется в деревне Айпинг, чтобы продолжить свой эксперимент и найти способ снова стать видимым. Но возникают сложности с местными жителями, которым не нравится его внешний вид. В результате, у него не хватает денег, чтобы платить владельцу паба. Чтобы оплатить счёт, Гриффин совершает кражу со взломом дома преподобного Бантинга. Чтобы избежать ареста, он раскрывает свою невидимость, сбрасывает с себя одежду и убегает.

Сходя с ума от невозможности продолжить эксперимент, Гриффин ищет помощи у бродяги по имени Томас Марвел. Он просит Марвела принести деньги для него, но Марвел убегает с деньгами и его рукописями, необходимыми для продолжения экспериментов. Гриффин преследует его в город Порт Бурдок, и идет к учёному доктору Кемпу, с которым он когда-то вместе учился. Гриффин пытается убедить Кемпа стать его невидимым партнёром и помочь ему начать террор. Кемп отказывается помочь сумасшедшему Человеку-невидимке и предупреждает полицию.

Разъярённый человек-невидимка планирует мировое господство и приговаривает Кемпа к смертной казни. В конечном счете, он терпит неудачу, когда Кемп сплачивает людей Порта Бурдок, которые находят в толпе Человека-невидимку. Гриффин загнан в угол, он убит землекопами. После наступления смерти тело Гриффина становится видимым.

Фильм студии Universal 1933 года

В 1933 году в фильме «Человек-невидимка», имя Гриффина — Джек. (В советском фильме 1984 года его имя - Джонатан). (Роман никогда не раскрывает его имя). Сыграл его Клод Рейнс.

Джек Гриффин работает с доктором Крейни, помогая ему в экспериментах консервирования пищевых продуктов вместе со своим другом доктором Артуром Кемпом. Гриффин глубоко влюблен в дочь Крейни, Флору и планирует вступить с ней в брак. Гриффин боится, что он ничего не может предложить ей, и начинает экспериментировать с темным и опасным наркотиком под названием монокан (англ. monocane), надеясь, что его работа сделает его богатым и знаменитым и он сможет стать мужем Флоры.

Гриффин обнаруживает сочетание монокана и других химических веществ, которое делает человека невидимым. Слишком взволнованый своим открытием, чтобы думать ясно, Гриффин покидает Кемпа и Крейни для завершения эксперимента в одиночестве. Он вводит себе формулу в течение месяца, и становится невидимым. Только после того, как он стал невидимым понимает, что не знает, как вернуть себе видимость.

В панике, Гриффин едет в деревню Айпинг и снимает комнату в «голове Льва», где он начинает поиск формулы для обращения процесса. Чтобы сделать себя видимым ему приходится обмотать голову повязками и носить темные очки.

Из-за побочных действий монокана и нескольких неудачных экспериментов Гриффин сходит с ума. После нападения на Джени Холл и сильно ранив её мужа Герберт Гриффин сбрасывает с себя одежду, чтобы стать невидимым и ускользает от полиции. Он ищет помощи у Кемпа, но монокан сделал его таким безумным, что у него начинается мания величия и желание мирового господства с «невидимой армией». Он хочет сделать Кемпа своим видимым партнером и помощником.

И даже визит Флоры и её отца не помогают облегчить приступ безумия Гриффина. Он клянется убить Кемпа, который предупредил своего друга инспектора Лэйна о его местонахождении, и несмотря на защиту полиции и окружающих людей Гриффин смог реализовать свои угрозы. После убийства Кемпа он ищет защиты от холода в сарае Фермера. Фермер вызывает полицию и они поджигают сарай. Гриффин бежит из горящего сарая, начальник полиции видит его следы на снегу. Стреляет. Пуля проходит через оба легких.

Гриффин умер от огнестрельных ранений в больнице. Извиняясь за свои преступления он сказал: «Я вмешался в вещи, которые человек должен оставить в покое». Невидимость пропадает к смерти, и тело Гриффина становится видимым.

В фильме Гриффину больше сочувствуешь, чем в романе. Гриффин в романе является черствым и жестоким с самого начала, и проводит эксперимент из-за богатства и своего эго. В фильме Гриффин показан как благородный человек, который ошибается. Его безумие чисто побочный эффект невидимости и наркотиков, и его мотивация для проведения эксперимента — ошибочное стремление сделать добро для науки и человечества, родилась прежде всего из-за любви к его невесте.

Эволюция персонажа

Christopher P. Toumey в своей книге «Conjuring Science: scientific symbols and cultural meanings in American life» (ISBN 0-8135-2285-4) на примере образа Гриффина из различных фильмов по мотивам Человека-невидимки рассматривает эволюцию образа сумасшедшего учёного в американском массовом кино, склонном в процессе тиражирования («Возвращение человека-невидимки», «Сын человека-невидимки» etc.) делать его всё более поверхностным и жестоким.

Источники

• T.C. Renzi. H.G. Wells: Six scientific romances adapted for film. — ISBN 0-8108-4989-5.
• M. Pinsky. Future present: Ethics and/as sciens fiction. — ISBN 0-8386-3924-0.
• C.P. Toumey. Conjuring Science: scientific symbols and cultural meanings in American life. — ISBN 0-8135-2285-4.
• M. Griep & M. Mikasen. ReAction!: Chemistry in the movies. — ISBN 019532692X.

См. также

• Человек-невидимка

Отрывок, характеризующий Гриффин (человек-невидимка)

– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.