Грицюк, Сергей Анатольевич
| Сергей Анатольевич Грицюк | ||
 | ||
| Дата рождения | ||
|---|---|---|
| Место рождения | ||
| Дата смерти | ||
| Место смерти | ||
| Принадлежность | ||
| Род войск | ||
| Годы службы | ||
| Звание | ||
| Сражения/войны | ||
| Награды и премии |
| |
| Связи | ||
Сергей Анатольевич Грицюк (1963—1993) — майор Внутренних войск МВД РФ, участник разгона Верховного Совета России, Герой Российской Федерации (1993).
Биография
Сергей Грицюк родился 8 апреля 1963 года в селе Ковалевка Николаевского района Николаевской области Украинской ССР. Окончил среднюю школу, в 1980 году поступил на учёбу в Орджоникидзевское высшее военное командное училище внутренних войск. Служил на различных должностях в Отдельной мотострелковой дивизии оперативного назначения имени Дзержинского. К октябрю 1993 года был в ней заместителем командира 2-го мотострелкового батальона[1].
4 октября 1993 года подразделение дивизии получило задание пройти по улице Николаева на Краснопресненскую набережную, а затем подойти к Белому Дому и прикрыть бронетранспортёрами людей, которые будут оттуда выходить и вывести их в безопасное место. Грицюк находился в бронетранспортёре с бортовым номером 450 вместе с рядовым Олегом Петровым и лейтенантом Александром Михайловым. На подъезде к Белому Дому из переулка Глубокого бронетранспортёр был обстрелян из крупнокалиберного пулемёта. В ходе дальнейшего продвижения он был подбит. По словам очевидцев, это совершили военнослужащие 119-го гвардейского парашютно-десантного полка 106-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, ошибочно принявшие подразделение внутренних войск за сторонников Верховного Совета, пытавшихся прорваться на помощь к блокированным в Белом Доме. Грицюк и Петров погибли на месте, Михайлов впоследствии скончался от полученных ранений в госпитале. Похоронен на кладбище деревни Новая Балашихинского района Московской области[1].
Указом Президента Российской Федерации № 1600 от 7 октября 1993 года майор Сергей Грицюк посмертно был удостоен высокого звания Героя Российской Федерации.[2] Также был награждён медалью «За отличие в воинской службе» 3-й степени. Навечно зачислен в списки части[1].
Напишите отзыв о статье "Грицюк, Сергей Анатольевич"
Примечания
- ↑ 1 2 3
[www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=823 Грицюк, Сергей Анатольевич]. Сайт «Герои Страны».
- ↑ Указ Президента Российской Федерации от 7 октября 1993 г. № 1600 «О присвоении звания Героя Российской Федерации военнослужащим внутренних войск и сотрудникам органов внутренних дел Министерства внутренних дел Российской Федерации»
Литература
- Герои России МВД РФ. — Москва, 2002.
|
|||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Грицюк, Сергей Анатольевич
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
