Гродненское гетто

Гродненское гетто
Памятная табличка на входе в бывшее гетто Гродно
Тип	закрытое
Местонахождение	Гродно
Период существования	ноябрь 1941 — май 1943
Председатель юденрата	Давид Бравер
Гродненское гетто на Викискладе

Гетто в Гродно (ноябрь 1941 — май 1943) — еврейское гетто, место принудительного переселения евреев города Гродно в процессе преследования и уничтожения евреев во время оккупации территории Белоруссии войсками нацистской Германии в период Второй мировой войны.

Оккупация Гродно и создание гетто

В 1931 году 42,6 % жителей Гродно (18 697 человек) составляли евреи. В 1937 году город был уже наполовину еврейский — 30 000 из 60 000 жителей, и такая же численность евреев сохранилась к 1941 году.

Гродно находился под немецкой оккупацией 3 года и 1 месяц — с 23 (24) июня 1941 года до 16-24 (14) июля 1944 года. Силы вермахта захватили Гродно за один день, в городе не прекращалась паника, время для бегства было упущено: «…даже тех евреев, которые успели бежать, немцы догнали — настолько быстро они двигались. И евреи вернулись обратно…».

К евреям сразу были применены «санкции» — ограничения. Ещё до создания гетто им под страхом смерти приказали носить особые отличительные знаки — белые нарукавные повязки с синей «звездой Давида», которые затем в гетто были заменены на шестиконечные жёлтые звёзды, нашитые спереди и сзади. Евреям разрешили ходить только по проезжей части и только по одному, им запрещалось появляться на рынке, заходить в парки, кинотеатры и театры. Каждый еврей, увидев немца или полицая, уже издалека обязан был снять свой головной убор. Немедленно после оккупации всех евреев в возрасте от 16 до 60 лет обязали ежедневно утром являться на указанное место для распределения на принудительные работы, и затем их как рабов разбирали все желающие. 15 октября 1941 немцы ужесточили условия для евреев: работать были обязаны мужчины от 14 до 60 лет, и женщины от 14 до 55 лет. На работе евреев не кормили и ничего не платили. За малейшую «провинность», даже за желание просто разогнуть спину, избивали и даже убивали. Евреев убивали и в случае любого происшествия, потому что считалось, что «всегда и во всем виноваты евреи». Однажды немцы загнали группу евреев в Неман и не давали им выйти, пока они не утонули.

В начале июля 1941 года в Гродно прибыл отряд карателей для уничтожения ведущих представителей интеллигенции еврейской общины — педагогов, художников, врачей, юристов и музыкантов. Был составлен список и 5 июля 1941 года немцы и коллаборационисты вывезли за город и убили 80 человек — самых авторитетных и образованных членов общины, кто потенциально мог организовать или возглавить сопротивление.

Для организации исполнения указаний нацистов в еврейской общине в июле 1941 года в Гродно был создан юденрат. В его состав вначале были включены 10 человек, а потом их число нацисты увеличили до 24. Во главе юденрата оккупанты поставили бывшего директора гимназии и преподавателя школы «Тарбут» Давида Бравера (Brawer).

В сентябре 1941 года нацисты начали организовать в Гродно 2 гетто (примерно 2 км одно от другого), которые заняли площадь около 1,5 гектаров (улица Иерусалимская (современная улица Антонова) и район улицы Большая Троицкая). Разделение на 2 гетто было сделано немцами с целью облегчить себе в дальнейшем уже запланированное уничтожение гродненских евреев: в гетто № 1 согнали квалифицированных рабочих, в гетто № 2 — «непродуктивных» евреев.

Гетто № 1 было создано в центральной части города, в «Старом городе», недалеко от замка и вокруг Большой синагоги, — на улицах Скидельской и Переца, в районе Скидельской площади, а его центральный вход находился со стороны улицы Замковой (переименованной немцами в Burg Strasse). На площади меньше половины квадратного километра оно вместило 15 000 узников и просуществовало с ноября 1941 года по март 1943 года. Гетто было окружено 2-метровым забором. Гетто № 2 было организовано за железнодорожными путями в районе улицы Переца (бывший пригородный район Слободка), рядом со старыми казармами возле рыночной площади. Это гетто занимало бо́льшую площадь, чем гетто № 1, но его жилые строения были в гораздо более худшем состоянии. Туда были согнаны 10 000 евреев, которым дали только 6 часов, чтобы переселиться без использования транспортных средств, в результате тысячи евреев в панике ломились в ворота гетто. Гетто было окружено забором вдоль улицы Скидельской. Вход в гетто находился на улице Артиллерийской (переименованной немцами в Kremer Strasse). Гетто № 2 было уничтожено к маю 1943 года.

К 1 ноября 1941 года формирование обоих гетто было завершено и все евреи города оказались внутри них. Начальником гетто № 1 стал Курт Визе (Kurt Wiese), гетто № 2 — Отто Стреблев. Оба любили лично расстреливать евреев, и из показаний свидетелей известно, что Визе два раза в день менял свою одежду, потому что она промокала от крови.

Условия в гетто

Условия жизни в Гродненском гетто были чрезвычайно тягостны, унизительны и бесчеловечны. По свидетельству выжившего Хаима Шапиро: «Надели желтые звезды Давида спереди и сзади. Ходили только по проезжей части. Плевали на нас, могли убить, если немец поймает. И поляки тоже издевались страшно. Мы были люди вне закона. Бывало, встанешь утром, идешь и смотришь — повешенные на балконах…» Однако узники этого гетто голодали относительно меньше, чем во многих других гетто, и были убиты позже, потому что гитлеровцы включили Гродно в состав Третьего рейха — рейхскомиссариата Остланд («Восточные земли»). Люди, ежедневно рискуя жизнью, ухитрялись менять вещи и пожитки на хоть какие-то продукты.

В обоих гетто были введены хлебные карточки, по которым евреи получали около 200 граммов хлеба в день за небольшую плату. Юденрат иногда, по особым случаям, доставлял в гетто немного конины. В подвале Большой синагоги удалось создать запас картофеля, который тоже понемногу распределялся юденратом среди узников.

В первые месяцы существования гетто убийства не были основной причиной смертности узников — большая часть умерших в этот начальный период существования гетто евреев или покончили с собой от ужаса безысходности или скончались от болезни. Особенно много умирало детей, чей организм не выдерживал условий существования в гетто. По словам выжившей узницы Франи Бройде: «Немцы добились своей цели. Физически и душевно сломали евреев. Подчинили их полностью. Забрали имущество и способность рассуждать. Апатия, усталость, безнадёжность, овладевшие евреями, облегчили немцам процесс уничтожения».

Евреев заставили жить в настолько страшной тесноте, что многим негде было лечь, и они спали сидя. По этой причине в декабре 1941 года нацисты были даже вынуждены переместить часть узников из гетто № 1 в менее плотно заселённое гетто № 2.

Уничтожение гетто

Всего за время существования обеих гетто в Гродно через них прошло около 42 000 евреев, из которых примерно 20 600 погибло.

Убийства евреев в самом городе происходили на территории городской тюрьмы, в доме по улице Коминтерна, форте № 2, у Большой синагоги (там обычно расстреливали больных и раненых евреев) и в других местах. Более 1 000 узников были расстреляны на старом еврейском кладбище. Кроме расстрелов и смерти от избиений, евреи умирали от изнурительно-убийственного труда, голода и антисанитарии, вызывавшей болезни и эпидемии. 1 ноября 1942 года гитлеровцы начали отправлять евреев из гетто и близлежащих местечек в пересыльный (транзитный) лагерь Колбасино, и со 2 ноября 1942 года оба гетто были окружены и заблокированы охраной. Большинство узников из лагеря Колбасино далее были отправлены в вагонах для скота в концентрационные лагеря Освенцим и Треблинка и погибли там; первый транспорт с гродненскими евреями прибыл в Освенцим 18 ноября 1942 года.

Немецкой гражданской администрацией документально зафиксировано, что до 1943 года из Гродно вывезли 20 577 евреев. Кто-то из них остался в лагере Колбасино, кто-то — в лагеря смерти в Польше. В Шталаг-353 к осени 1942 года пригоняли только евреев, а по некоторым сведениям, в декабре 1942 года в этот лагерь привезли около 30 000 евреев из местечек Белостокского округа (Гродненской и Белостокской областей Беларуси), из которых около 27 000 человек в течение недели вывезли и убили, а 3 000 перевели в Гродненское гетто № 1 и уничтожили позднее.

12 февраля 1943 года начальник гетто № 1 Визе приказал юденрату выделить 400 человек якобы для работы за пределами гетто. 13 февраля отобранных людей (среди них — все мужчины из гетто) загнали в Большую синагогу, пытавшихся бежать расстреливали на месте. Работников юденрата и квалифицированных рабочих отделили и расстреляли; председателя юденрата Бравера застрелил лично Визе. Оставшихся в живых 2 500 человек гнали колонной из гетто к железнодорожной станции по улице Бригитской и увезли в лагерь смерти Треблинка (от Гродно всего 150—160 километров). Уничтожив весь состав юденрата, гестаповцы убили начальника еврейской полиции гетто Серебрянского.

К 12 марта 1943 года Гродненское гетто было уничтожено, немногих уцелевших узников вывезли в Белостокское гетто (но ещё и в мае 1943 года вылавливали и убивали отдельных евреев). Гродно, по немецким донесениям от 13 марта 1943 года, стал «юденфрай» — «свободен от евреев», хотя на момент освобождения Гродно 14 июля 1944 года в городе ещё были живы от 40 до 50 евреев.

Бригада белорусов искала ценности в уже ликвидированном гетто, тщательно выстукивая стены и полы. Очень ценились находки живых евреев — за каждое обнаруженное убежище («малину») немцы щедро платили.

Евреев, убитых в городе, захоранивали в крепостных рвах 12 фортов Гродно и в оврагах. С целью сокрытия следов преступлений, с весны 1944 года нацисты стали заставлять оставшихся в живых евреев и военнопленных маскировать места массовых убийств — разравнивать надмогильные холмы, высаживать на их поверхности цветники и овощи (так было сделано во дворе тюрьмы). На кладбищах Гродно, Колбасино, Лососно, форта № 2 и в других местах тела убитых выкапывали и сжигали. Городская комиссия содействия ЧГК СССР в акте от 26 июня 1945 года установила, что места массовых захоронений имели размеры 2-6 м в ширину и 50-100 м в длину, а убитых укладывали до семи рядов в глубину.

Случаи спасения

Многие евреи бежали в леса, но, как правило, партизаны-неевреи их не принимали. По этой причине некоторые из беглецов были вынуждены из-за голода и холода вернуться в гетто. Некоторым бывшим узникам гетто удавалось организовать собственные партизанские отряды.

Биньямин Котлер перед окончательной ликвидацией гетто вывез жену, дочку и ещё несколько человек в бочке из-под экскрементов и спрятал их на христианском кладбище, где они больше года прятались в яме — и выжили.

Организаторы и исполнители убийств

Сохранились задокументированными некоторые имена организаторов и исполнителей «акций» (таким эвфемизмом немцы предпочитали называть организованные ими массовые убийства): комиссар Гродненского уезда фон Плетц, начальник гестапо Эфрелис, комендант гетто № 1 Визо (был отличным стрелком — любил стрелять в узников гетто, не вынимая пистолет из кармана, и попадал им в голову), комендант гетто № 2 Стрельбов, начальник городской тюрьмы Шедель, начальник жандармерии Вороновского района Раймунд. По свидетельству Марии Волтрык, уборщицы в гестапо: «Почти каждый день приходилось мыть комнаты от крови, все полы, двери, печь были забрызганы кровью, такие случаи повторялись даже дважды в день. Сами Визо, Штрейбле и др. при криках истязаемых смеялись, постоянно пьяные. Приходили утром на работу после оргии, ставили арестованных к стенкам и стреляли так, что пули падали на несколько мм от головы арестованного. Очень издевались над евреями, которые работали там целыми днями… — всех ужасов не перечислишь».

Комендант гетто № 1 гестаповец Курт Визе через много лет после войны был найден и арестован с помощью Центра Шимона Визенталя, в 1967 году был осуждён на 7 пожизненных заключений, но с помощью подпольной нацистской организации бежал и более не был пойман.

Сопротивление

В начале 1942 года в Гродненском гетто была создана организация сопротивления. В гетто действовала группа инженера по прозвищу «Кувадла», члены которой изготавливали самодельные гранаты и бутылки Молотова — для самообороны и передачи партизанам. Подпольщиками была предпринята неудачная попытка ликвидировать комендантов гетто.

Множество свидетелей рассказали о героическом поступке Ленки Пренской, которая перед казнью за попытку бегства из гетто, уже с петлёй на шее, плюнула в лицо коменданту Визе и сказала ему: «Твой конец будет хуже».

Известные узники

Доктор Клингер из Лодзи до войны написал и издал книгу «О сексуальной жизни немцев и их извращениях». Немцы узнали, что он находится в гетто № 2, нашли его, многократно избивали, однако временно оставили в живых, вынудив оказывать им помощь при венерических заболеваниях.

Память

До Катастрофы в Гродно жили более 30 000 евреев, из них выжили около 300 (к 16 июля 1944 года в городе были живы только около 200 евреев, включая и партизан), вернулось жить в город примерно 15 человек.

На могиле жертв геноцида евреев в 1965 году была уставлена стела.

В 1991 года на улице Замковой, находящейся во время войны на территории одного из двух гетто, установлена мемориальная плита в память о евреях Гродно и близлежащих населённых пунктов, убитых нацистами и их пособниками.

По правому берегу речки Городничанки на улицу Завершизна ведёт лестница из тёсаного камня. Она была сложена по приказу нацистов в 1942 — начале 1943 года узниками гетто из надгробий еврейского кладбища. На месте самого кладбища сейчас расположена автостоянка.

Источники

• Адамушко В. И., Бирюкова О. В., Крюк В. П., Кудрякова Г. А. Справочник о местах принудительного содержания гражданского населения на оккупированной территории Беларуси 1941-1944. — Мн.: Национальный архив Республики Беларусь, Государственный комитет по архивам и делопроизводству Республики Беларусь, 2001. — 158 с. — 2000 экз. — ISBN 985-6372-19-4.
• Л. Смиловицкий. [www.souz.co.il/clubs/read.html?article=2236&Club_ID=1 Гетто Белоруссии — примеры геноцида] (из книги «Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944 гг.»
• [narb.by Национальный архив Республики Беларусь] (НАРБ). — фонд 861, опись 1, дело 7, лист 8-9; фонд 845, опись 1, дело 8, листы 19-20, 22, 28, 54; фонд 205, опись 10, дело 485, лист 53;
• [www.statearchive.ru/ Государственный архив Российской Федерации] (ГАРФ). — фонд 7021, опись 86, дело 40, листы 1-16, 56; фонд 7021, опись 86, дело 48, листы 5-11;
• Государственный архив Гродненской области, — ф 1029, оп. 1, д. 31, л. 81; фонд 1, опись 1, дело 54, лист 38; фонд 1029, опись 1, дело 48, листы 13, 19; ф 1029, оп. 1, д. 60, лл. 13, 19; ф 1029, оп. 1, д. 64, л. 31; фонд 1029, опись 1, дело 73, лист 31; фонд 1029, опись 1, дело 75, лист 81;
• Архив Яд Вашем, М-33/708; М-33/715;
• [rujen.ru/index.php/%D0%93%D1%80%D0%BE%D0%B4%D0%BD%D0%BE Гродно] — статья из Российской еврейской энциклопедии;

Ссылки

• Б. Марраш. [berkovich-zametki.com/2007/Zametki/Nomer8/Marrash1.htm Геула или попытка к бегству?]
• [www.karty.by/2011/01/17/grodno-ghetto/ План гетто в Гродно]
• [ostrovets.grodno-region.by/ru/news/region?id=7037 Ксендз из Гродно написал книгу по заметкам неизвестного узника Гродненского гетто]
• [mercana.by/index.php?option=com_content&view=article&id=370&Itemid=82&lang=ru Еврейский Гродно]

Литература

• Смиловицкий Л. Л. [drive.google.com/file/d/0B6aCed1Z3JywSFpZRkJXaHp0YXc/view?usp=sharing Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944]. — Тель-Авив: Библиотека Матвея Черного, 2000. — 432 с. — ISBN 965-7094-24-0.
• Мараш Я. Н. Гродненское гетто // Гродненская правда, 1990, 24, 30 октября, 1 ноября.
• Мараш Я. Н., Плешевеня А. М. Гродненскае гета // Гродна у гады Вялiкай Айчыннай вайны (1941—1945 гг.). Гродна, 1995  (белор.)
• Мараш И. Немецко-фашистский оккупационный режим на Гродненщине в 1941—1944 гг. // Первые шаги в науку. Мн., 1969
• The Beate Klarsfeld Foundation; «Ghetto and deportations to death camps», «Cologne and Bielefeld trials», Grodner Association of Israel, Ramat-Gan, 1989  (англ.)
• Савоняко М. Я. Гродненское гетто // Веснiк БДУ. 1992, N2, сер.3. с.21.
• Памяць. Гродна. Мн., 1999
• Памяць. Гродзенскi район. Мн.,1993
• Евреи Гродно. Очерки истории и культуры. Гродно, 2000
• Ботвинник М. Б. Памятники геноцида евреев Беларуси. Мн., 2000
• Ицхак Арад. Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941—1944). Сборник документов и материалов, Иерусалим, издательство Яд ва-Шем, 1991, ISBN 965-308-010-5
• Documents concerning the destruction of the Jews of Grodno by the Germans, 1941—1944, Tel-Aviv, 1993  (англ.)
• Черноглазова Р. А., Хеер Х. Трагедия евреев Белоруссии в 1941— 1944 гг.: сборник материалов и документов. — Изд. 2-е, испр. и доп.. — Мн.: Э. С. Гальперин, 1997. — 398 с. — 1000 экз. — ISBN 985627902X.

См. также

• Гетто в Гродненском районе

Отрывок, характеризующий Гродненское гетто

– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.
В том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление.
Совершенно ложно (только потому, что последствия не оправдали деятельности Наполеона) представляют нам историки силы Наполеона ослабевшими в Москве. Он, точно так же, как и прежде, как и после, в 13 м году, употреблял все свое уменье и силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей армии. Деятельность Наполеона за это время не менее изумительна, чем в Египте, в Италии, в Австрии и в Пруссии. Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами. Мы не можем верно судить о его гениальности в Австрии и Пруссии, так как сведения о его деятельности там должны черпать из французских и немецких источников; а непостижимая сдача в плен корпусов без сражений и крепостей без осады должна склонять немцев к признанию гениальности как к единственному объяснению той войны, которая велась в Германии. Но нам признавать его гениальность, чтобы скрыть свой стыд, слава богу, нет причины. Мы заплатили за то, чтоб иметь право просто и прямо смотреть на дело, и мы не уступим этого права.
Деятельность его в Москве так же изумительна и гениальна, как и везде. Приказания за приказаниями и планы за планами исходят из него со времени его вступления в Москву и до выхода из нее. Отсутствие жителей и депутации и самый пожар Москвы не смущают его. Он не упускает из виду ни блага своей армии, ни действий неприятеля, ни блага народов России, ни управления долами Парижа, ни дипломатических соображений о предстоящих условиях мира.