Громадский, Андрей Степанович

Андрей Степанович Громадский
Андрій Степанович Громадський
Андрей Степанович Громадский
Род деятельности:	деятель сельского хозяйства
Место рождения:	Севериновка, Таращанский район, Киевская область, УССР, СССР
Награды и премии:

Андрей Степанович Громадский (укр. Андрій Степанович Громадський; 29 ноября 1920, с. Севериновка, Таращанский район, Киевская область, УССР, СССР — 10 мая 2009, г. Новосибирск, Россия) — Герой Социалистического Труда, председатель колхоза им. С. М. Кирова Колыванского района Новосибирской области.

Биография

Громадский Андрей Степанович родился 29 ноября 1920 года в селе Севериновка Таращанского района Киевской области в крестьянской семье. Вероятно семья Громадских была переселена в Сибирь из-за кулачества. Рано потерял родителей, воспитывался в детском доме.

Трудовую деятельность Андрей Степанович начал в 1936 году в качестве технического секретаря исполкома районного совета Чистоозёрного района.

С 1940 по 1946 — служил в Красной армии, участник Великой Отечественной войны.

После окончания службы работал в райкомах комсомола Купинского и Татарского районов, инструктором Новосибирского обкома ВЛКСМ, заведующим отделами Мошковского и Чулымского районных комитетов КПСС. С 1955 по 1960 — секретарь по сельскому хозяйству Колыванского райкома КПСС.

В августе 1960 года Громадский был избран председателем колхоза имени С. М. Кирова Колыванского района и руководил хозяйством в течение 23-х годов. Именно в этот период раскрылся его природный талант организатора и руководителя-новатора. Под его руководством колхоз переродился из среднего хозяйства в одно из наиболее высоко развитых хозяйств Новосибирской области, которое привлекало все передовые научные разработки в животноводстве и земледелии. Под его руководством хозяйство увеличило объёмы производства в 3-3,5 раза. Планы 8-й и 9 -й пятилеток были выполнены досрочно по всем показателям, за что колхоз был награждён Памятным Почетным знаком ЦК КПСС, Совета Министров СССР, ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ, и внесен в доску почёта Выставки Достижений Народного Хозяйства СССР и удостоен звания «Хозяйство высокой культуры землепользования».

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 декабря 1976 года за выдающиеся достижения, достигнутые во время Всесоюзного социалистического соревнования, проявленную трудовую доблесть в выполнении планов и социалистических обязательств по увеличению объёмов продажи государству зерна и других сельскохозяйственных продуктов, Громадскому Андрею Степановичу присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот».

С 1983 года на пенсии. Принимал активное участие в работе ветеранских организаций Новосибирской области. Проживал в Новосибирске. Умер 10 мая 2009 года. Урна с прахом захоронена на территории Новосибирского крематория.

Награды

Награждён двумя орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, орденом Трудового Красного Знамени, орденом «Знак Почёта», медалями.

Литература

• Новосибирск. Энциклопедия. Новосибирск, 2003.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=11760 Андрей Степанович Громадский]. Сайт «Герои Страны». Проверено 4 октября 2014.

Отрывок, характеризующий Громадский, Андрей Степанович

– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.