Громогласов, Илья Михайлович

Протоиерей Илья Громогласов
Рождение	19 июля 1869(1869-07-19) село Ермишь Темниковского уезда Тамбовской губернии
Смерть	4 декабря 1937(1937-12-04) (68 лет) Калинин
Почитается	в православии
Прославлен	1999 год Тверской епархии
Канонизирован	август 2000 года Архиерейским собором РПЦ
В лике	Новомученика
День памяти	29 января, 22 ноября
Подвижничество	мученическая кончина

Илья́ Миха́йлович Громогла́сов (19 июля 1869, село Ермишь Темниковского уезда Тамбовской губернии — 4 декабря 1937, Калинин, ныне Тверь) — российский богослов, протоиерей, учёный, специалист в области церковного права и истории старообрядчества.

Прославлен в лике святых Русской православной церкви в 2000 году.

Детство и образование

Родился в небогатой семье диакона сельской церкви. Был женат на девице Лидии, дочери князя Николая Фёдоровича Дулова.

Окончил Шацкое духовное училище, Тамбовскую духовную семинарию (1889), Московскую духовную академию в 1893 году со степенью кандидата богословия (тема кандидатской работы: «Следует ли совершать священнодействие брака над лицами, обращающимися из раскола и жившими до обращения в супружестве (Опыт решения вопроса на догматико-канонической основе)»; работа удостоена премии митрополита Иосифа).

В 1893—1894 годах — профессорский стипендиат при академии. Магистр богословия (1908, тема диссертации: «Определения брака в Кормчей и значение их при исследовании вопроса о форме христианского бракозаключения. Вып.1. Введение. Определение брака в 48 главе Кормчей»; этот труд был удостоен премии митрополита Макария).

В 1914 году выдержал экзамены на юридическом факультете Московского университета и был удостоен диплома первой степени. В 1916 году выдержал устные экзамены по церковному и государственному праву на степень магистра церковного права.

Учёный

С 1894 года — исполняющий должность доцента на кафедре истории русского раскола. С 1900 года также преподавал английский язык. Был членом Московского Общества любителей духовного просвещения, объединявшего либерально настроенных церковных деятелей.

С апреля 1909 года — доцент. С декабря 1909 года — экстраординарный профессор академии по кафедре истории русского раскола. В 1911 был уволен «за прогрессивные взгляды», выраженные им в газетных публикациях, а также как принадлежащий «к числу профессоров, примкнувших к так называемому освободительному движению». Его поддерживали либеральные профессора академии, а инициатором увольнения был ректор, епископ Феодор (Поздеевский), известный крайне консервативными взглядами.

В 1909-1912 годах — инспектор классов Мариинского женского училища. В 1912—1916 годах — помощник члена Московской городской управы, заведующего училищным отделением. Также преподавая русскую словесность и всеобщую историю в Московской женской гимназии, которой заведовала его супруга. С 1916 — приват-доцент юридического факультета Московского университета по кафедре церковного права и преподаватель церковного права Высших юридических женских курсов В. А. Полторацкой.

В 1917 году, после Февральской революции, был восстановлен в звании профессора Московской духовной академии по кафедре церковного права, оставаясь в то же время профессором Московского университета (до 1921 года, когда был уволен из-за идеологических разногласий с советской властью) и преподавателем школы второй ступени. В 1920 году был избран штатным профессором академии, которая к тому времени функционировала уже неофициально.

Участник Поместного собора

В мае 1917 года вошёл в состав Предсоборного совета.

Член Поместного Собора 1917—1918, на котором был избран членом Высшего Церковного Совета от мирян. Был активным сторонником движения за участие мирян в делах Церкви и за проведение соборного принципа в её управлении. Первоначально выступал за синодальное управление Церковью, против восстановлеия Патриаршества.

При обсуждении Воззвания Патриарха Тихона от 19 января 1918 года, в котором анафематствовались «безумцы» (под которыми понимались большевики), поддержал этот документ, заявив: «Настал момент нашего самоопределения; каждый должен пред лицом своей совести и Церкви решить сам за себя, сказать, кто он — христианин или нет, остался ли он верен Церкви или изменил Христу, верен он знамени Церкви или бросил его, топчет ногами и идет за теми, кто попирает наши святыни». Высказался против разрешения второго брака для духовенства, отстаивал незыблемость церковных канонов.

Священник

18 февраля 1922 года Патриарх Тихон рукоположил его в сан диакона ко храму священномученика Антипы в Москве, а 20 февраля — в сан священника того же храма. 22 марта 1922 года был арестован. На процессе по изъятию церковных ценностей его приговорили к полутора годам заключения, которые затем заменили годом ссылки. Однако был оставлен в Москве — содержался в Бутырской тюрьме, Сокольническом исправительном доме и во внутренней тюрьме ГПУ. После освобождения, 1 августа 1923 года был временно назначен настоятелем Воскресенского храма в Кадашах, а 30 сентября прихожане избрали его на эту должность. 8 марта 1924 вновь арестован, приговорён коллегией ОГПУ к трём годам ссылки на Урал, однако исполнение приговора было отсрочено.

Был почитателем Патриарха Тихона. После его кончины в апреле 1925 года был одним из первых, кто предсказал его канонизацию: «Мы верим и знаем, что он, как непостыдный делатель Церкви, будет стоять пред престолом Всевышнего и ходатайствовать воздыханиями неизглаголанными о Церкви Русской, ангелом которой он был среди нас. И мы верим, что Господь смилуется над Русской Православной Церковью по молитвам Святейшего отца нашего Патриарха Тихона…».

В 1925 году арестован в третий раз и выслан на три года в село Сургут Тобольского округа (срок ссылки начинался 19 мая 1925). По окончании ссылки ему было запрещено проживать в Москве и в ряде других крупных городов. Поселился в Твери, где служил в храме иконы Божией Матери Неопалимая Купина.

Арест и мученическая кончина

В ночь со 2 на 3 ноября 1937 года был арестован в четвёртый раз. Обвинён в участии в контрреволюционной фашистско-монархической организации, возглавляемой архиепископом Фаддеем. Виновным себя не признал, все обвинения решительно отверг, никаких имен «сообщников» не назвал.

2 декабря тройка НКВД приговорила его к расстрелу. Приговор был приведён в исполнение через два дня. Погребён в общей могиле на Волынском кладбище Твери.

19 сентября 1999 года канонизован как местночтимый святой Тверской епархии. Причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.

Труды

Автор работ по вопросам церковного права, проблемам старообрядчества и сектантства, в том числе:

• О сущности и причинах русского раскола так называемого старообрядства: Пробная лекция // Богословский вестник. 1895. Т. 2.
• Русский раскол и вселенское Православие: Публичное богословское чтение // Богословский вестник. 1898. Т. 2.
• [tvereparhia.ru/biblioteka-2/g/1336-gromoglasov-i-m/16474-gromoglasov-i-m-o-vtorykh-i-tretikh-brakakh-v-pravoslavnoj-tserkvi-istoriko-kanonicheskij-ocherk-1902 О вторых и третьих браках в Православной Церкви: Историко-канонический очерк] // Богословский вестник. 1902. Т. 3.
• [tvereparhia.ru/biblioteka-2/g/1336-gromoglasov-i-m/16472-gromoglasov-i-m-kanonicheskie-opredeleniya-braka-i-znachenie-ikh-pri-issledovanii-voprosa-o-forme-khristianskogo-brakozaklyucheniya Канонические определения брака и значение их при исследовании вопроса о форме христианского бракозаключения.] // Богословский вестник. 1907. Т. 1, 2, 3.
• [naukaprava.ru/Publication/UserDetails/13971?back=%2FCatalog%2FSearch%2F721 Определения брака в Кормчей и значение их при исследовании вопроса о форме христианского бракозаключения]. (Магистерская диссертация).

Ссылки

• [days.pravoslavie.ru/Life/life4815.htm Биография]
• [www.fond.ru/book/book3/3-67.htm Биография]
• [kds.eparhia.ru/publishing/sobesednik/one/pismaierarhov/3/ Письма епископа Феодора (в том числе об увольнении И. М. Громогласова из академии)]

Отрывок, характеризующий Громогласов, Илья Михайлович

На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!