Гротеволь, Отто

Отто Гротеволь
Председатель Совета министров ГДР
12 октября 1949 — 21 сентября 1964
Президент:	Вильгельм Пик (до 1960)
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Вилли Штоф
Председатель СЕПГ
22 апреля 1946 — 25 июля 1950
Соправитель:	Вильгельм Пик
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Вальтер Ульбрихт
Министр юстиции и народного образования Свободного государства Брауншвейг
22 марта — 22 мая 1922
Глава правительства:	Отто Антрик
Предшественник:	Август Юнке
Преемник:	Генрих Яспер
13 февраля 1923 — 24 декабря 1924
Глава правительства:	Генрих Яспер
Предшественник:	Эвальд Фогтхерр
Преемник:	Йоханнес Лифф
Министр юстиции Свободного государства Брауншвейг
25 ноября 1920 года — 22 мая 1922 года
Глава правительства:	Зепп Эртер Август Юнке Отто Антрик
Предшественник:	Ганс Зиверс Зепп Эртер (и.о.)
Преемник:	Рудольф Кефер
Супруга:	Мария Марта Луиза Ост Йоханна Шуман
Награды:

Отто Гро́теволь (нем. Otto Grotewohl; 11 марта 1894, Брауншвейг — 21 сентября 1964, Берлин) — немецкий политик, член СДПГ, с 1946 года — СЕПГ. В 1949—1964 годах занимал пост председателя Совета министров ГДР.

Биография

В 1908—1912 годах Отто Гротеволь выучился на печатника и по окончании обучения вступил в Союз германских печатников и Социал-демократическую партию Германии. Воевал в Первую мировую войну и получил тяжёлое ранение. В 1918—1922 годах Гротеволь состоял в Независимой социал-демократической партии Германии, в 1920—1930 годах Гротеволь был депутатом ландтага Брауншвейга от СДПГ. В 1922 году занимал пост министра юстиции и народного образования Свободного государства Брауншвейг в кабинете Отто Антрика, в 1923—1924 годах — министра юстиции Брауншвейга во втором кабинете Генриха Яспера. В 1928 году был назначен председателем земельного страхового учреждения.

31 октября 1925 года Отто Гротеволь в результате довыборов был избран депутатом рейхстага Веймарской республики. По результатам выборов в рейхстаг 20 мая 1928 года, 14 сентября 1930 года, 31 июля 1932 года, 6 ноября 1932 года и в марте 1933 года Гротеволь сохранял за собой мандат депутата рейхстага. В рейхстаге Гротеволь входил во фракцию СДПГ, решительно вступившую против гитлеровского закона о чрезвычайных полномочиях.

После прихода к власти национал-социалистов в 1933 году Отто Гротеволь лишился всех постов и выехал из Брауншвейга в Гамбург. С 1938 года Гротеволь проживал в Берлине и занимался торговлей продуктами и промышленным представительством. Участвовал в группе Сопротивления члена СДПГ Эриха Гнифке, с которым был знаком ещё по Брауншвейгу. В августе 1938 года Гротеволь был арестован и обвинён Народной судебной палатой в государственной измене. 4 марта 1939 года Гротеволя выпустили на свободу, его дело было прекращено спустя семь месяцев. Гротеволь вновь подвергся аресту после неудавшегося покушения на Гитлера, совершённого Георгом Эльзером 8 ноября 1939 года в «Бюргербройкеллере», и провёл восемь недель под следствием. После освобождения продолжил работу торговым служащим в Берлине, в свободное время увлёкся живописью.

17 июля 1945 года Отто Гротеволь, Эрих Гнифке, Макс Фехнер, Густав Дарендорф, Герман Гарниш подписали воззвание с призывом к учреждению Социал-демократической партии Германии. Гротеволь занял пост председателя Центрального комитета СДПГ и после некоторого колебания вскоре поддержал скорейшее слияние СДПГ с Коммунистической партией Германии. По мнению Эгона Бара и Якоба Кайзера, Гротеволь изменил своё мнение по этому вопросу после беседы, на которую он был вызван в штаб-квартиру советских оккупационных властей в Карлсхорсте, откуда он вернулся «совершенно другим». Якоб Кайзер предполагал, что в биографии Гротеволя времён Брауншвейга имелось тёмное пятно, позволявшее оказывать на него давление.

31 марта 1946 года после жарких внутрипартийных дебатов в Западном Берлине состоялось предварительное голосование среди членов СДПГ. На вопрос «Вы за немедленное объединение обеих рабочих партий?» более 80 процентов голосовавших ответили отрицательно. В Восточном Берлине предварительное голосование не проводилось по указанию советской военной администрации. 22 апреля 1946 года в берлинском Адмиралспаласте состоялось торжественное заседание по случаю слияния СДПГ и КПГ в СЕПГ. Председателями новой партии стали Отто Гротеволь от СДПГ и Вильгельм Пик от КПГ.

В 1948 году Отто Гротеволь возглавил конституционный комитет Немецкого народного совета, предшественника Народной палаты ГДР. В 1949 году Гротеволь занял должность председателя Совета министров ГДР, тем самым обойдя Вильгельма Пика в своём политическом влиянии благодаря поддержке советской военной администрации. В 1950 году Отто Гротеволь входил в состав делегации на переговорах по заключению Згожелецкого договора, закрепивший границу между Германией и Польшей по Одеру — Нейсе. В 1957 году Гротеволь поддержал план Рапацкого по созданию в безъядерной зоны в Центральной Европе. В 1960 году в связи с тяжёлым заболеванием Отто Гротеволь оставил политическую деятельность и проживал в уединении в посёлке Вандлиц. Его обязанности фактически исполнял первый заместитель Вилли Штоф, впоследствии ставший его преемником на посту председателя Совета министров ГДР. Отто Гротеволь умер от инсульта и был похоронен в Мемориале социалистов на Центральном кладбище Фридрихсфельде в берлинском Лихтенберге.

В 1919—1949 годах Отто Гротеволь был женат на Марии Марте Луизе Ост, у супругов родилось двое детей. После развода в 1949 году Гротеволь женился в том же году на своём секретаре Йоханне Шуман, урождённой Даниэльциг. Отто Гротеволь был увлечённым художником и снимал любительские кинофильмы.

Награды

• Орден Ленина
• Орден Карла Маркса (1953)
• Золотой орден «За заслуги перед Отечеством» (ГДР)
• Почётный житель города Дрездена.

Труды

• Otto Grotewohl: Die Verfassung der Gemeinden und Kreise im Freistaat Braunschweig. Zweite, neu bearbeitete und ergänzte Auflage, Braunschweig 1928
• Otto Grotewohl: «Dreissig Jahre später» Die Novemberrevolution und die Lehren der Geschichte der deutschen Arbeiterbewegung Dietz Verlag GmbH Berlin copyrigth 1948 mind. 5 Auflagen
• Otto Grotewohl: Im Kampf um die einige Deutsche Demokratische Republik. Reden und Aufsätze. Bd 1-6, Berlin 1959—1962
• Otto Grotewohl: Über Politik, Geschichte und Kultur: ausgewählte Reden und Schriften 1945—1961. Dietz, Berlin 1979
• Otto Grotewohl: Skizzen, Zeichnungen, Aquarelle, Gemälde. Dietz, Berlin 1984

Литература

• Otto Grotewohl: Die Rolle der Arbeiter- und Bauernmacht in der Deutschen Demokratischen Republik Dietz 1956, Auflage: 1. — 300. Tsd., ISBN B0000BITMF
• Markus Jodl: Amboß oder Hammer? Otto Grotewohl; eine politische Biographie. Aufbau-Taschenbuch, Berlin 1997, ISBN 3-7466-1341-8
• Wolfgang Triebel: Gelobt und geschmäht. Wer war Otto Grotewohl? Aufsätze und Interviews mit Zeitzeugen. Trafo-Verl. Weist, Berlin 1998, ISBN 3-89626-133-9
• Matthias Loeding, Der Handlungsspielraum des Zentralausschusses (ZA) der SPD in Berlin im Jahre 1945, Dissertation Hannover 2002.
• Matthias Loeding, Führungsanspruch und Einheitsdrang. Der Zentralausschuss der SPD in Berlin im Jahre 1945, Hamburg 2002.
• Matthias Loeding, Otto Grotewohl kontra Kurt Schumacher. Die Wennigsener Konferenz im Oktober 1945, Hamburg 2004.
• Matthias Loeding, Von der Wennigsener zur 1. Sechziger Konferenz. Der Zentralausschuss der SPD im Kampf um seine Eigenständigkeit, Hamburg 2005.
• Matthias Loeding, Wie Phönix aus der Asche: Zur Rolle Otto Grotewohls bei der Gründung des Zentralausschusses der SPD in Berlin im Frühjahr/Sommer 1945, Hamburg 2008.

Ссылки

• [dic.academic.ru/dic.nsf/sie/4834 Советская историческая энциклопедия]
• [bundesstiftung-aufarbeitung.de/wer-war-wer-in-der-ddr-%2363%3B-1424.html?ID=1126 Биография  (нем.)]

Отрывок, характеризующий Гротеволь, Отто

Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.