Грот «Эхо»

 памятник архитектуры (федеральный)

Парковое сооружение
Грот «Эхо»
Выход из Гатчинского дворца на берег Серебряного озера, 2012 год.
Страна	Россия
Город	Гатчина
Автор проекта	вероятно, А. Ринальди
Строительство	???—XVIII век годы
Статус	Объект культурного наследия РФ № 4710204012
Состояние	удовлетворительное

К:Википедия:Ссылка на Викисклад непосредственно в статье

Грот «Эхо» — грот в Дворцовом парке Гатчины, которым оканчивается подземный ход, соединяющий дворец с берегом Серебряного озера. Построен в конце XVIII века. одновременно с дворцом. Это одно из увеселительных сооружений парка, не имевшее никакого иного функционального назначения.

Длина подземного хода — около 120 метров. Выход на берег озера оформлен полуциркульной аркой в виде пещеры, выложенной глыбами дикого туфа, имеющими различные формы и размеры. Сам ход представляет собой длинную прямую сводчатую галерею, сложенную из местного известняка. Ход имеет вертикальные вентиляционные и световые шахты, выходы из которых на луг перед дворцом перекрыты решётками. Выход из грота на берег также запирался металлической решёткой; сверху над гротом свисали густые кусты. Перед гротом на берегу Серебряного озера была устроена площадка, имеющая полукруглую каменную пристань.

Название «Эхо» получено гротом за свои акустические свойства: внутри подземного хода имеет место эффект повторения звуков. Особенно хорошо эхо прослушивается, если слушатель находится на некотором удалении от подвала (у второй пары фонарей).

В 1845—1848 годах были проведены работы по ремонту пристани и подземного хода.

Имеют место слухи о том, что подземный ход был использован 31 октября 1917 года (по старому стилю) председателем свергнутого Временного правительства А. Ф. Керенским для бегства из Гатчинского дворца при опасности пленения его матросами во главе с П. Е. Дыбенко. Правда, самим Александром Фёдоровичем в его мемуарах эта информация не подтверждается.

Во время Великой Отечественной войны грот «Эхо» повреждений практически не получил.

В настоящее время на берегу Серебряного озера рядом с гротом расположена насосная станция местного Водоканала. Территория вокруг огорожена и недоступна. Проход возможен изнутри без выхода к берегу.

Примечания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Грот «Эхо»

– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.