Грубер, Габриэль

Габриэль Грубер

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Габриэ́ль Гру́бер (нем. Gabriel Gruber, 6 мая 1740, Вена — 7 апреля 1805, Санкт-Петербург) — генерал Общества Иисуса (иезуиты) в России.

Биография

Австрия

Габриэль Грубер родился в Вене, в возрасте 15 лет вступил в Орден иезуитов. С 1757 года по 1758 год изучал латинский и греческий языки в Леобене, Австрия. Потом в Граце с 1757 года по 1760 год занимался философией. В Трнаве с 1761 по 1762 изучал математику. В 1766 году в Граце был рукоположен во священники.

Грубер был высококлассным инженером, специалистом в области механики и гидродинамики, разбирался в архитектуре, математике и навигации. В 1769 году он начал преподавать в Высшей Инженерной школе в Любляне. Некоторые модели кораблей его работы можно увидеть в Морском музее города Пиран (Словения).

После роспуска Ордена иезуитов в 1773 году папой Климентом XIV Грубер стал работать инженером при дворе австрийского императора Иосифа II. По его проекту был построен Дворец Грубера (ныне здание Архива Словении) в Любляне, а также создан Груберов канал. Дворец использовался Грубером в качестве лаборатории по изучению механики и гидравлики.

Российская империя

В 1784 году Грубер прибыл в Белоруссию, где до 1800 года преподавал архитектуру и физику в Полоцкой иезуитской коллегии. Его стараниями Полоцкая коллегия расширила научную базу и превратилась в крупный технический центр. Деятельность Грубера получила одобрение императрицы Екатерины II и императора Павла I, с которым Грубер познакомился в 1797 году время посещения императором Полоцка.

В феврале 1799 года прибыл в Санкт-Петербург. В июне 1799 года встретился с Павлом I, который заверил его в своём намерении поддерживать иезуитский орден, видя в нем средство борьбы с влиянием Французской революции. Грубер смог войти в доверие к императору, так как сумел вылечить его жену от хронических зубных болей; он настолько вошел в доверие к Павлу, что получил права входа к императору без доклада. В октябре 1800 года император издал указ, по которому иезуиты получали право руководить системой образования в Литве; их опеке была передана Церковь святой Екатерины Александрийской в Санкт-Петербурге. Грубер был назначен ассистентом генерального викария Общества Иисуса в России Франциска Каре. Известно, что Наполеон вел тайную переписку с Грубером, и Грубер вел активную пронаполеоновскую политику в Петербурге.

В июне 1799 года Грубер представил Павлу I просьбу, чтобы император обратился к Римскому Папе по поводу формального признания существования Ордена иезуитов в пределах Российской империи, который в то время был распущен Римским Папой, но орденские структуры всё же продолжали действовать на территории Российской империи. Как отмечал Грубер, признание иезуитского ордена на территории России способствовало бы притоку бывших членов ордена в Россию, где они были бы полезны в деле воспитания. Грубер призвал Павла I стать «восстановителем и ангелом-хранителем Общества Иисуса». В августе 1800 года Павел I направил папе Пию VII письмо с просьбой признать иезуитский орден в России. Соответствующее бреве Папы было издано в марте 1801 года. В нём папа признавал каноничность иезуитских структур в России и соглашался на то, чтобы генеральный викарий Общества Иисуса в России и его преемники носили титул «Генерал ордена в России». После смерти Франциска Каре 22 октября 1802 года генералом был избран Грубер. При императоре Александре I привилегии иезуитов были уменьшены. Стараниями Грубера были созданы иезуитские миссии в Саратове (1803), Одессе (1804) и Астрахани (1805). В 1803 году было восстановлено присутствие иезуитов в Риге. Грубер поддерживал связи со всеми бывшими членами иезуитского ордена, привлекая их для миссии в Белоруссию. Он добился от римского папы восстановления иезуитских структур в Неаполитанском королевстве со статусом филиала Общества Иисуса в Санкт-Петербурге. Годы пребывания Грубера в России отмечены распространением католических идей среди русской интеллигенции. Габриэль Грубер погиб 7 апреля 1805 года во время пожара в своей резиденции. Его преемником на посту Генерала ордена стал Тадеуш (Фаддей) Бжозовский. Его гибель произошла буквально за 2 недели до заключения в Петербурге антинаполеоновского союза между Англией и Россией, поэтому его гибель не все считали «случайной».

Литература и ссылки

• Морошкин М. Иезуиты в России. — СПб., 1870. — Ч. 2.
• Католическая энциклопедия. Изд. францисканцев. — М.: 2002.
• Pierling, P. G.Gruber et les jésuites réfugiés en Russie. — Meudon, 1999. (фр.)
• о. К. Симон. [www.catharticles.by.ru/history/iesuity.htm Иезуиты в России]
• [jesuit.ru/history/jesuits/Czerniewicz.htm#Gruber Г. Грубер на сайте иезуитов в России]

Предшественник: Франциск Каре

Генерал Общества Иисуса в России 1802—1805

Преемник: Фаддей Бжозовский

Отрывок, характеризующий Грубер, Габриэль

– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.