Грузинский национализм

Грузинский национализм — национализм грузинской нации.

Бека Чедия пишет, что в основе грузинского национализма лежит идея мессианизма, зародившаяся в XII веке, которая опиралась на утверждения, что грузинский язык — это язык Христа, Грузия — удел Святой Богоматери и именно здесь хранится хитон Иисуса. Определенную роль сыграл и тот факт, что грузинский алфавит является одним из 14 самостоятельно возникших алфавитов в мире. Отмечают, что средневековая этническая концепция определяла Грузию как «те земли, где oцерковная служба и все молитвы произносятся на грузинском языке», придавая лингвистической основе религиозную форму.

Начало современного грузинского национализма относят к середине XIX века. И. Чавчавадзе сформулировал концепцию грузинского национализма в трех словах: «Язык, родина, вероисповедание».

Канд. ист. наук М. Кирчанов отмечает, что грузинские интеллектуалы вплоть до начала 1960-х годов неоднократно подчеркивали грузинское происхождение советского лидера Сталина, а его фигура их усилиями была интегрирована не просто в советскую историю, но и в национальную историю грузин. «Грузинское происхождение Сталина использовалось в Грузии, как средство ободрения националистов… Сталин стал просто символом националистического движения Грузии», — отмечает другой автор. Руководитель Международного центра по конфликтам и переговорам Гиорги Хуцишвили в 2013 году отмечал: «Для большинства людей Сталин был соотечественником. Он был грузином, который возглавлял огромную империю и которого боялся весь мир. Репрессия и тирания — менее важны». Бека Чедия относит к проявлению грузинского национализма грузинское восстание 9 марта 1956 года против политики Хрущева выступившего с осуждением культа личности Сталина (символа национальной гордости грузин). По другому мнению, антисталинская кампания Хрущёва начала перерастать в антигрузинскую, что и послужило точком к событиям марта 1956 года, которые изначально не были сплошь просталинскими, а получились таковыми в результате действий властей.

12 апреля 1978 года Грузию охватило движение протеста против попыток Кремля изменить положение Конституции страны, касающееся государственного языка.

Бека Чедия пишет, что, как и в других республиках бывшего СССР, всплеск национализма в Грузии приходится на конец 1980-х — начало 1990-х годов. Он имел ярко выраженный антироссийский характер.

В 2013 году Фонд Карнеги представил результаты исследования об оценки роли Сталина в современной России, Грузии, Армении и Азербайджане. Из четырёх стран только у грузин большинство (27 %) выбрали уважение при ответе на вопрос «Какие слова лучше описывают ваше отношение к Сталину?», у остальных большинство выбрали равнодушие. Как отмечается, наиболее позитивно к Сталину относятся на его родине в Грузии, где 45 % считают его роль в истории позитивной. Несмотря на это, говорится в докладе, для грузин Сталин скорее «национальный идол».

См. также

• Звиад Гамсахурдиа (1939—1993) — президент Грузии

Отрывок, характеризующий Грузинский национализм

Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.