Груневальд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Груневальд
</td></tr>
район Берлина в составе округа
'</td></tr>
</td></tr> </table>

Груневальд (нем. Grunewald) — административный район на западе германской столицы в составе округа Шарлоттенбург-Вильмерсдорф. Получил название по одноимённому лесному массиву.

В 1880-е годы прусское государство при личном вмешательстве рейхсканцлера Отто Бисмарка продало 234 га леса Груневальд банковскому консорциуму, который планировал возвести на этой территории жилой квартал по примеру колоний вилл Альзен и Лихтерфельде, получивший впоследствии название «колония миллионеров Груневальд». В связи с этим проектом были отстроены улицы Курфюрстендамм и Бисмарк-аллея, многочисленными плотинами на запруженном ручье создана система живописных озёр и таким образом к 1889 году в самой западной тогда части города возник зелёный элегантный и респектабельный жилой квартал — колония вилл Груневальд.

На месте частично разрушенных во Вторую мировую войну вилл в послевоенное время появились не только новые виллы и особняки, но и малоэтажная многоквартирная застройка. До настоящего времени Груневальд является самым дорогим кварталом в «дуге» берлинских вилл, которая протянулась на юго-западе города от колонии вилл Лихтерфельде-Вест на юге через Далем и Груневальд вплоть до Вестенда и Потсдама.

Напишите отзыв о статье "Груневальд"



Литература

  • Helga Gläser, Karl-Heinz Metzger u. a.: 100 Jahre Villenkolonie Grunewald 1889—1989. Bezirksamt Wilmersdorf (Hg.), 1988
  • Reinhard Milferstädt: Die Villenkolonie Grunewald. Entstehung und Entwicklung eines großbürgerlichen Wohnquartiers im 19. Jahrhundert. TU Braunschweig
  • Herbert Siebert: Berlin-Grunewald: Ein Heimatbuch. Berlin 1930
  • Maria Berning, Michael Braum, Engelbert Lütke Daldrup, Klaus-Dieter Schulz: Berliner Wohnquartiere: Ein Führer durch 60 Siedlungen in Ost und West. Reimer Verlag, Berlin 2003. ISBN 978-3-496-01260-3


Отрывок, характеризующий Груневальд


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.