Группа Ульбрихта
Поделись знанием:
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
Группа У́льбрихта (нем. Gruppe Ulbricht) — группа немецких политиков-коммунистов во главе с Вальтером Ульбрихтом, восстанавливавшая общественную жизнь и самоуправление в Берлине в первые послевоенные дни мая 1945 года. Группа состояла из деятелей Коммунистической партии Германии, оказавшихся в эмиграции в СССР.
Так называемая «первая группа Ульбрихта» вылетела в Германию из Москвы через Минск одновременно с отдельной группой из десяти военнопленных-антифашистов 30 апреля 1945 года. После приземления на аэродроме под Мендзыжечем группа на грузовике была доставлена в Брухмюле в 30 км восточнее Берлина, где находился политический штаб армии маршала Жукова. Задача группы состояла в поддержке Главного политического управления 1-го Белорусского фронта с тем, чтобы население Советской зоны оккупации Германии сотрудничало с советской военной администрацией. Группа приступила к работе 2 мая 1945 года и закончила её в начале июня с прибытием из Москвы основной группы партийных деятелей во главе с Вильгельмом Пиком. За это время группой была налажена работа органов самоуправления в Большом Берлине, назначены обер-бургомистр Берлина и бургомистры районов, налажено продовольственное снабжение города, запущена работа Берлинского радио. После учреждения КПГ 11 июня 1945 года группа была распущена, а её члены перешли на работу в ЦК КПГ. До 1955 года в ГДР о существовании группы Ульбрихта умалчивалось, чтобы не афишировать влияние СССР. По принципу группы Ульбрихта были организованы региональные группы Антона Аккермана в Саксонии и Густава Соботки в Мекленбурге.
Содержание
Состав группы Ульбрихта
- Вальтер Ульбрихт (1893—1973) — руководитель группы, впоследствии первый секретарь ЦК СЕПГ и председатель Государственного совета ГДР
- Фриц Эрпенбек (1897—1975) — писатель, сотрудник радиостанции «Свободная Германия» в Москве
- Карл Марон (1903—1975) — редактор газеты «Свободная Германия», впоследствии заместитель главного редактора газеты Neues Deutschland и министр внутренних дел ГДР
- Ганс Мале (1911—1999) — редактор немецкой редакции Московского радио, впоследствии главный редактор Schweriner Volkszeitung
- Вальтер Кёппе (1891—1970) — впоследствии управляющий директор Архитектурной академии ГДР и сотрудник министерства тяжёлого машиностроения ГДР
- Рихард Гиптнер (1901—1972) — секретарь Георгия Димитрова, редактор радиостанции «Немецкое народное радио» в Москве, руководитель главного отдела по капиталистическим странам МИД ГДР
- Вольфганг Леонгард (1921—2014) — выпускник школы Коминтерна в Кушнаренкове и диктор радиостанции «Свободная Германия», в 1949 году бежал из Советской зоны оккупации Германии в Югославию, советолог
- Отто Винцер (1902—1975) — руководитель личной канцелярии президента ГДР, министр иностранных дел ГДР
- Густав Гунделах (1888—1962) — редактор и диктор «Немецкого народного радио» в Москве, депутат бундестага первого созыва от КПГ
- Отто Фишер (1901—1974) — технический секретарь
Региональная группа в Саксонии
- Антон Аккерман (1905—1973) — руководитель группы, впоследствии заместитель министра иностранных дел ГДР
- Герман Матерн (1893—1971) — впоследствии член Политбюро ЦК СЕПГ и председатель Центральной комиссии партийного контроля
- Фред Эльснер (1903—1977) — личный секретарь Вильгельма Пика, впоследствии член Политбюро ЦК СЕПГ
- Курт Фишер (1900—1950) — впоследствии глава Немецкой народной полиции
- Генрих Грайф (1907—1946) — немецкий актёр
- Петер Флорин (1921—2014) — впоследствии постоянный представитель ГДР при ООН
- Франц Грейнер
- Эгон Дрегер (1899—1970)
- Артур Гофман (1907—1987)
- Георг Вольф (1882—1968)
Региональная группа в Мекленбурге
- Густав Соботка (1886—1953) — руководитель группы, впоследствии сотрудник министерства тяжёлой промышленности ГДР
- Готфрид Грюнберг (1899—1985) — впоследствии министр народного образования Мекленбурга
- Вилли Бредель (1901—1964) — немецкий писатель
- Антон Свиталла (1896—1970) — впоследствии генерал-майор МВД ГДР
- Фриц Каман (1896—1978)
- Карл Рааб (1906—1992) — впоследствии руководитель финансового управления ЦК СЕПГ
- Оскар Штефан
- Герберт Генчке (1919—1991)
- Вальтер Офферман
- Бруно Шрамм (1894—1959)
Напишите отзыв о статье "Группа Ульбрихта"
Литература
- Вольфганг Леонгард. Революция отвергает своих детей. Overseas Publications Interchange Ltd, London
- Gerhard Keiderling (Hrsg.): «Gruppe Ulbricht» in Berlin April bis Juni 1945. Von den Vorbereitungen im Sommer 1944 bis zur Wiedergründung der KPD im Juni 1945. Eine Dokumentation. Mit einem Geleitwort von Wolfgang Leonhard und eingeleitet von Gerhard Keiderling, Berlin-Verlag Spitz, Berlin 1993, ISBN 387061398X
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Группа Ульбрихта
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
