Зелёный свод

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Грюнес Гевёльбе»)
Перейти к: навигация, поиск
Координаты: 51°03′10″ с. ш. 13°44′10″ в. д. / 51.05278° с. ш. 13.73611° в. д. / 51.05278; 13.73611 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=51.05278&mlon=13.73611&zoom=16 (O)] (Я)
Зелёный свод
нем. Grünes Gewölbe

Дрезденский дворец-резиденция
Местонахождение Дрезден
Посетителей в год 2007: 460 000

«Зелёный свод»[1] (нем. Grünes Gewölbe) — знаменитая коллекция драгоценностей в Дрездене, бывшая княжеская сокровищница Веттинов, охватывающая период от Ренессанса до классицизма. Название самой богатой коллекции драгоценностей в Европе происходит от некогда окрашенных в малахитово-зелёный цвет, а сейчас закрытых зеркалами колонн зала драгоценностей Pretiosensaal (от лат. pretios — ценный).

«Зелёный свод» входит в состав Государственных художественных собраний Дрездена. До XVIII века собрание драгоценностей было частью кунсткамеры, основанной в 1560 году. Во времена правления Августа Сильного она была впервые разделена на тематические коллекции. Так возникли в том числе Физико-математический салон и Оружейная палата.

Коллекция демонстрируется в двух постоянных экспозициях — «Исторических Зелёных сводах» и «Новых Зелёных сводах», расположенных в западном крыле дрезденского дворца-резиденции.





История

Часть помещений дрезденской резиденции, где сейчас размещается сокровищница, ещё в XVI веке носили название «тайное хранение зелёных сводов» и служили в те времена исключительно целям сохранения ценных предметов и их обрамления, но не обозрению публикой. Это место считалось наиболее безопасным в случае пожара. Благодаря этим усилиям коллекция сохранилась до наших дней.

Саксонский курфюрст и король Польши Август Сильный в 1723—1729 годах повелел обустроить в девяти залах кунсткамеру, где посетители в окружении барочной архитектуры могли познакомиться с художественными экспонатами и раритетами, собранными им и его царственными предшественниками. В ходе строительных работ к старым помещениям Зелёных сводов были присоединены дополнительные 8 комнат. Архитектурный проект сокровищницы выполнил Маттеус Даниэль Пёппельманн, автор Цвингера, внутреннее оформление было поручено Раймонду Леплату (Raymond Leplat). В этом облике Зелёные своды сохранились вплоть до XX века. Тем самым музей может претендовать на звание самого древнего музея мира, которое носит Британский музей.

Во время бомбардировки Дрездена 13 февраля 1945 года было разрушено три из девяти залов сокровищницы. Сами экспонаты за несколько лет до этого были перевезены в крепость Кёнигштайн. В конце Второй мировой войны они были отправлены в СССР и возвращены в ГДР по решению советского правительства в 1958 году.

С 1959 года до начала 2004 года экспозиция «Зелёный свод» временно располагалась в дрезденском Альбертинуме. 7 сентября 2004 года открылись 10 выставочных залов «новых Зелёных сводов» на втором этаже западного крыла дворца-резиденции.

1 сентября 2006 года после реконструкции открылись «исторические Зелёные своды», занимающие 2000 кв.м. на первом этаже дворца. Их интерьеры были восстановлены по сохранившимся документам 1733 г. и максимально воспроизводят оригинальный облик сокровищницы Августа Сильного. На своё историческое место вернулось более 3000 экспонатов. Только восстановление исторического оформления стен обошлось земле Саксония в 13 млн евро, а общая сумма расходов на реставрацию «Грюнес Гевёльбе» составила 45 млн евро.

В 2007 году «Зелёный свод» посетили 460 тысяч человек.

Экспозиция

В коллекции саксонских курфюрстов и королей насчитывается более 4000 уникальных произведений искусства. В новых залах Зелёных сводов представлено почти 1100 предметов ювелирного искусства, около 3000 предметов находятся в экспозиции исторических залов. Ввиду ограниченности площадей в экспозицию музея включены только самые известные и ценные шедевры ювелирного дела.

В отличие от экспозиции в новых Зелёных сводах на втором этаже музея, открытых вот уже несколько лет, где в центре внимания находятся сами предметы искусства, в исторических залах Зелёных сводов интерес для посетителей представляют и сами роскошные интерьеры.

Многие известнейшие произведения в экспозиции музея были созданы придворным ювелиром Иоганном Мельхиором Динглингером и его сыновьями:

  • Фигурная композиция «Дворцовый приём в Дели в день рождения Великого Могола Аурангзеба» отражает представления европейских монархов о великолепии дворца Могула. Ни Август Сильный, ни Динглингер никогда не были в Индии, поэтому произведение создавалось исключительно на основе рассказов. В результате долгой и кропотливой работы в период с 1701 по 1708 г. появилась настольная композиция миниатюр размером 58 см х 142 см х 114 см, состоящая из 137 человеческих фигур, а также животных, украшенных 5 223 бриллиантами, 189 рубинами, 175 изумрудами, одним сапфиром и 53 жемчужинами. Этот шедевр обошёлся саксонскому курфюрсту в 58 485 рейхсталеров, что составляло в те времена годовой доход целой тысячи чиновников. «Дворцовый приём» с 2004 г. размещается в экспозиции новых залов Зелёных сводов.
  • Обелиск Августа (лат. Obeliscus Augustalis) создан в период с 1719 по 1721 гг. Он представляет собой сложный в исполнении картуш высотой около 2,3 м с овальным изображением Августа Сильного в центре. В его композиции насчитывается 240 гемм и камей, обработанных камней и скульптур, покрытых золотой эмалью. Его стоимость на момент изготовления приравнивалась к стоимости барочного дворца.
  • Купальня Дианы представляет собой декоративную чашу со скульптурным изображением римской богини. Чаша из халцедона в золотой оправе высотой 38 см была создана в 1705 г. и украшена жемчугом, бриллиантами, эмалью, орнаментом по серебру и стали и скульптурными изображениями животных. Основание вазы выполнено в форме эмалированной головы оленя.
  • Отличающийся особой роскошью золотой кофейный сервиз был изготовлен в 16971701 гг. Для его создания использовались такие материалы, как золото, серебро, эмаль, слоновая кость и около 5600 бриллиантов. Сервиз оценивался в 50 000 талеров — эквивалент дворца. Экспонируется в новых залах Зелёных сводов.

Помимо произведений придворных ювелиров в Зелёных сводах представлены уникальные шедевры искусства. Часть из них были подарены саксонскому курфюрсту европейскими монархами:

  • Вишнёвая косточка, на которой вырезано 185 портретов. Это произведение искусства было создано в 1589 г. при помощи лупы и оправлено в дорогостоящую серёжку. Фактически можно обнаружить 113 лиц.
  • Гарнитуры ювелирных украшений в Зелёных сводах составляют самую крупную коллекцию драгоценностей Европы и являются олицетворением величия абсолютизма. Самые ранние из них были изготовлены ещё для Августа Сильного. Однако большая часть ювелирных украшений вошла в коллекцию позднее и отражает различные модные тенденции того времени. В коллекции в зависимости от используемого материала выделяется шесть разных стилей. Из благородных камней использовались сапфиры, карнеолы, бриллианты, рубины и жемчуг.

Напишите отзыв о статье "Зелёный свод"

Примечания

  1. [www.knowledge.su/d/drezden- БРЭ/Дрезден]

Ссылки

  • Зелёный свод: тематические медиафайлы на Викискладе
  • [www.skd.museum/de/museen-institutionen/residenzschloss/gruenes-gewoelbe/index.html Зелёный свод на сайте Государственных художественных собраний Дрездена]  (нем.)

Отрывок, характеризующий Зелёный свод


Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.