Грюнфельд, Генрих

Генрих Грюнфельд нем. Heinrich Grünfeld
Основная информация
Дата рождения	4 июля 1855(1855-07-04)
Место рождения	Прага, Австрийская империя
Дата смерти	26 августа 1931(1931-08-26) (76 лет)
Место смерти	Берлин, Веймарская республика
Страна	Австрийская империя, Германская империя, Веймарская республика
Профессии	виолончелист, педагог
Инструменты	виолончель

Генрих Грюнфельд (нем. Heinrich Grünfeld; 4 июля 1855, Прага, Австрийская империя — 26 августа 1931, Берлин) — немецкий виолончелист австрийского происхождения. Брат Альфреда Грюнфельда.

Родился одним из одиннадцати детей в зажиточной еврейской семье. В доме его отца, торговца кожей Морица Грюнфельда, в 1871 году квартировался будущий композитор Густав Малер в период обучения в пражской Neustädter gymnasium.

Окончил Пражскую консерваторию, ученик Франца Хегенбарта. С 1876 г. жил и работал в Берлине. В течение 8 лет преподавал в Новой академии музыки. С 1886 г. носил звание придворного виолончелиста при дворе Вильгельма I.

Был известен, прежде всего, как ансамблевый исполнитель, особенно в составе фортепианного трио — сперва с Ксавером Шарвенкой и Густавом Холлендером, с 1899 г. с Максом фон Пауэром и Вилли Хессом, затем с Морицем Майером-Маром и Бернхардом Дессау, которого в 1923 г. сменил Альфред Виттенберг. Выступал и в дуэте со своим братом — например, в ходе нью-йоркских гастролей 1891 года. Грюнфельд много гастролировал и в России.

Оставил книгу воспоминаний «В мажоре и миноре» (нем. In Dur und Moll; 1924).

Ссылки

• [digital.cjh.org/view/action/singleViewer.do?dvs=1418831169439~284&locale=en_US&VIEWER_URL=/view/action/singleViewer.do?&DELIVERY_RULE_ID=5&frameId=1&usePid1=true&usePid2=true Оцифрованный архив Генриха Грюнфельда (Center for Jewish History)]
• [www.biographien.ac.at/oebl_2/90.pdf Grünfeld Heinrich] // Österreichisches Biographisches Lexikon 1815–1950 (ÖBL). — Wien: Verlag der Österreichischen Akademie der Wissenschaften, 1959. — Band 2, S. 90.

Отрывок, характеризующий Грюнфельд, Генрих

В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.