Грязевой марш

Грязевой марш
Основной конфликт: Гражданская война в Америке
Альфред Уод, Зимняя кампания, 21 января
Дата	20 — 22 января 1863 года
Место	Фредериксберг (Виргиния)
Итог	ничья
Противники
США КША
Командующие
Эмброуз Бернсайд Роберт Ли
Силы сторон
Потомакская армия Северовирджинская армия
Потери
неизвестно неизвестно

Грязевой марш (англ. Mud March) представлял собой неудачную попытку зимнего наступления Потомакской армии в январе 1863 года во время гражданской войны в США. Главнокомандующий Эмброуз Бернсайд, разбитый генералом Ли под Фредериксбергом, решил совершить повторную попытку наступления и перейти реку Раппаханок западнее Фредериксберга. Начало было запланировано на 30 декабря 1862 года, но политические разногласия перенесли начало наступления на 20 января. Однако, дожди, начавшиеся в тот же день, сорвали наступление, что в итоге привело к отставке Бернсайда.

Подготовка

После разгрома под Фредериксбергом генералу Бернсайду требовалось срочно восстановить свою репутацию и каким-то способом поднять боевой дух Потомакской армии. Сразу после Рождества он начал планировать новое наступление. Первоначальный план предполагал обманный манёвр к западу от Фредериксберга, в то время как основная армия перейдет Раппаханок южнее города. Кроме того, Бернсайд разработал план глубокого кавалерийского рейда силами 1500 всадников — это должен был быть первый рейд такого рода на Восточном театре боевых действий. 500 кавалеристов должны были совершить отвлекающий набег в сторону Калпепера, а остальные 1000 — перейти реку у Келли-Форд и направиться на юг и запад и в итоге выйти к Саффолку, где присоединиться к армии Джона Пека. Оттуда они должны были по морю вернуться в Фалмут.

Этот план уже начал приводится в исполнение, и кавалерия уже вышла к броду, когда Бернсайд получил телеграмму президента с требованием не проводить никаких серьезных маневров без согласования с Белым Домом.

Телеграмма президента была следствием заговора недовольных офицеров, которые выдали Линкольну планы Бернсайда. Активными участниками заговора были бригадный генерал Джон Ньютон и бригадный генерал Джон Кокрейн из VI корпуса. В первых числах января они взяли отпуск и отправились в Вашингтон, где Кокрейн, бывший конгрессмен, сумел воспользоваться связями и встретиться с госсекретарем Сьюардом, который устроил им встречу с президентом Линкольном. Ньютон заявил, что армия в очень плохом состоянии и новое наступление может стать для неё фатальным. Однако он не сумел выступить достаточно убедительно.

Получив телеграмму президента, Бернсайд лично отправился в Белый Дом. Президент сообщил ему, что два генерала жалуются на состояние армии, на что Бернсайд потребовал найти их и отдать под трибунал.

Вернувшись в Фалмут, Бернсайд пересмотрел свой план. По его новой версии, гранд-дивизия Самнера должна была остаться у Фредериксберга, а гранд-дивизиям Хукера и Франклина надо было отправиться на запад, перейти Раппаханок выше по течению относительно Фредериксберга (по броду Юнайтед-Стейтс-Форд) и выйти во фланг Северовирджинской армии. Начало наступления было назначено на 18 или 19 января 1863 года. Журналист газеты «New York Times» писал по этому поводу: «План прекрасен. Каждый военный осуждал тот способ наступления, что был избран в прошлый раз. И каждый военный одобряет способ, избранный теперь».

Марш

Бернсайд был готов начать наступление 18 января, но он желал быть уверенным в том, что противник не успел принять контрмер. В то же время разведка доносила о передвижении противника и появлении его пехоты у брода Юнайтед-Стейтс-Форд. Бернсайд решил изменить место переправы и перейти Раппаханок по броду Бэнкс-Форд. Все три командира его «гранд-дивизии» скептически относились к этому плану. Уильям Франклин предложил отложить начало марша ещё на пару дней, втайне надеясь на то, что марш будет отменён вовсе.

Марш начался 20 января 1863 года в 11:00. День в целом был хороший и к наступлению темноты две гранд-дивизии встали лагерем в нескольких милях от переправ. В 19:00 начался дождь, пока ещё мелкий, но он усиливался с каждым часом и ночью превратился в мощный ливень. Один солдат-пенсильванец потом писал: «Лило так, как будто наступил конец света». Температура падала всю ночь, дождь время от времени превращался в снег.

Утром 21 января дождь продолжался, солнце так и не вышло. Дороги размокли и стали совершенно непроходимыми. Иногда приходилось использовать сразу 28 лошадей, чтобы тащить одно-единственное орудие. Начался падёж тяглового скота. Для налаживания одной переправы требовалось 20 понтонов, но к концу дня к броду удалось доставить только 15, при том, что переправ требовалось как минимум две. Когда наступила ночь, армия оказалась разбросанной по всей дороге от первого лагеря до переправ. Погода не позволяла разводить костры, поэтому даже приготовить еду было не на чём.

Перемещение северян было замечено разведкой Юга, и генерал Ли отправил к броду Бэнкс дивизию Джорджа Пикетта. Дивизия воспользовалась улучшенной дорогой Оранж-Тернпайк, поэтому быстро и без помех достигла цели и начала рыть земляные укрепления.

Утром 22 января дождь прекратился, но продолжение наступления не представлялось возможным. Дивизия Пикетта прочно окопалась у Бэнкс-Форди, а вирджинцы соорудили плакат с надписью: «Burnside Stuck in the Mud!» (Бернсайд увяз в грязи!) В этой ситуации Бернсайд приказал Хукеру и Франклину остановить наступление и вернуться в лагеря у Фредериксберга, однако и этот приказ на тот момент выполнить было невозможно, поэтому армия провела в грязи ещё одну ночь. Бернсайд сообщил о происходящем в Вашингтон и предложил явиться туда самостоятельно с отчетом, но Генри Халек предупредил его, чтобы он был готов к отставке.

Последствия

Бернсайд вернулся в Вашингтон, где утром 24 января встретился с Линкольном. Он подал прошение об отставке, и одновременно с этим приказ об увольнении нескольких офицеров Потомакской армии. В приказе об увольнении значились Джордж Хукер, Уильям Франклин, Уильям Смит, Джон Кокрейн, Самуэль Стёрджис и Эдмунд Ферреро.

Утром 25 января последовала новая встреча, в ходе которой Линкольн утвердил уход Бернсайда в отставку и сообщил ему о том, что назначает Хукера новым главнокомандующим. Из приказа об увольнении он утвердил отставку Самнера и Франклина. Бернсайда было решено направить в Северную Каролину.

Ссылки

• [civilwardailygazette.com/2013/01/21/burnsides-mud-march-a-hellish-slog/ Burnside’s Mud March — A Hellish Slog]
• [civilwardailygazette.com/2013/01/22/to-hell-with-burnside-stuck-in-the-mud/ To Hell With Burnside Stuck in the Mud]
• [www.weatherbook.com/Mudmarch.htm The «Mud March» Nor’easter]
• [www.civilwarhome.com/mudmarch.htm Burnside’s Mud March]
• [www.ma150.org/day-by-day/1863-01-20/mud-march-begins The mud march begins]

Отрывок, характеризующий Грязевой марш

– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.