Чернуха (клише)

«Черну́ха» (также прямое кино, нуар, трэш, грязный реализм; фр. noir) — тёмные стороны жизни, быта, проникнутые обречённостью и беспросветностью, сопровождающиеся сценами жестокости и насилия, а также показ таких мрачных, неприглядных сторон жизни, быта. Распространена в первую очередь в кинематографе и литературе как одно из проявлений гиперреализма.

Использовался как публицистический штамп, популярный в некоторых странах Европы в 1970—1980-х годах, а также в конце 1980-х — начале 1990-х годов в бывшем СССР и странах Восточной Европы, в первую очередь в Румынии 2000-x. В США подобное называлось «грязный реализм» или «трэш» (букв. «мусор») (см. напр. Чарльз Буковски), во Франции — «чёрная литература» или «нуар».

В 2000-х и 2010-х годах в кинематографе России, Румынии и Венесуэлы жанр гиперреализма иногда истолковывается критиками как проявление эпатажной чернухи, использование которой зачастую объясняется желанием во что бы то ни стало привлечь внимание западной прессы на кинофестивалях, часто в ущерб образу родной страны режиссёра.

В кино

Западноевропейский кинематограф

Для европейского кинематографа характерны произведения с повышенным интересом режиссёров к негативным сторонам жизни, описываемым при реконструкции исторических событий, произошедших до и во время нашей эры, например, — к поведению некоторых исторических личностей («Калигула»), а также при экранизации литературных произведений, например, — фильм «Сало, или 120 дней Содома», поставленный по мотивам романа Маркиза де Сада.

Кинематограф на русском языке

Для советского и затем российского кинематографа и литературы того времени характерны произведения с повышенным интересом к негативным сторонам жизни современного советского (российского) общества — проституции («Интердевочка»), наркомании («Игла», «Дорога в ад»), армейским реалиям вообще и дедовщине в частности («Сто дней до приказа», «Кислородный голод», «Зелёный слоник»), преступности, уголовным реалиям («Воры в законе», «Беспредел») страны (все эти произведения клеймились пошедшим ещё с ранних советских времён штампом «очернение действительности» (или «очернение социалистических реалий»), отсюда и название «чернуха»). Данное явление обычно связывают с резким ослаблением советской цензуры в эпоху перестройки, вплоть до полного её исчезновения после распада СССР — многие авторы с большим энтузиазмом принялись создавать фильмы и книги на ранее запретные темы. Эти фильмы зачастую создавались в рамках «кооперативного кино» полупрофессиональными кинематографистами. Со временем негативное влияние подобной продукции на сознание массовой аудитории стало подвергаться всё большей критике.

Восточноевропейский кинематограф

В современном румынском кинематографе элементы чернухи можно усмотреть в гипертрофированном внимании режиссёров к бытовым проблемам персонажей, к нелегальным абортам, к тематике сексуальногo принуждения, эксплуатации, и т. д. Элементы «румынской чернухи» усматриваются в таких картинах как «4 месяца, 3 недели и 2 дня», «Марилена с Седьмой улицы», «За холмами» и других.

Латиноамериканский кинематограф

В латиноамериканском кинематографе 2000-х годов наблюдается возрождение интереса к жанрам близким нуару и чернухе, которая выражается в первую очередь в демонстрации визуально неприглядных сцен бытового, почти рутинного, насилия, бедности, наркоторговли, анархии, вымогательства и коррупции. Типичными примерами стали картины «Экспресс похищение» (Якубович, Венесуэла) и «Операция Э» (Колумбия-Франция). Интересно что эта продукция направлена впервую очередь на зрителей из Западной Европы и США и неоднозначно воспринимается латиноамериканскими критиками. Параллельно в латиноамериканском же кино сохраняется контрастная традиция выпускать также и большое количество кинематографической продукции гораздо более лёгких, сглаженных тонов, которые популярны в народе (теленовеллы и телесериалы).

См. также

• Натурализм (искусство)
• Трэш
• Нуар
• Кооперативное кино

Ссылки

• Марк Липовецкий. [magazines.russ.ru/novyi_mi/1999/11/lipowez.html Растратные стратегии, или Метаморфозы «чернухи»] «Новый Мир», 1999, № 11
• Валерий Кичин. [www.rg.ru/2005/05/23/kann-zerkalo.html Вверх по лестнице, ведущей вниз] «Российская газета», 23 мая 2005
• [www.rudata.ru/wiki/Чернуха Статья о чернухе в энциклопедии кино]

Отрывок, характеризующий Чернуха (клише)

Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.