Грёнер, Вильгельм

Вильгельм Грёнер Wilhelm Groener<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
начальник Генерального штаба Германии
3 — 7 июля 1919 года
Предшественник:	Пауль фон Гинденбург
Преемник:	Ханс фон Сект
министр транспорта Веймарской республики
25 июня 1920 — 12 августа 1923
Глава правительства:	Константин Ференбах Йозеф Вирт Вильгельм Куно
Предшественник:	Густав Бауэр
Преемник:	Рудольф Оэзер
министр обороны Веймарской республики
20 января 1928 — 13 мая 1932
Глава правительства:	Вильгельм Маркс Герман Мюллер Генрих Брюнинг
Предшественник:	Отто Гесслер
Преемник:	Курт фон Шлейхер
министр внутренних дел Веймарской республики
9 октября 1931 — 30 мая 1932
Глава правительства:	Генрих Брюнинг
Предшественник:	Йозеф Вирт
Преемник:	Вильгельм фон Гайль
Рождение:	22 ноября 1867(1867-11-22) Людвигсбург, Вюртемберг, Германская империя
Смерть:	3 мая 1939(1939-05-03) (71 год) Потсдам, Бранденбург, Третий Рейх

Карл Эдуард Вильгельм Грёнер (нем. Karl Eduard Wilhelm Groener; 22 ноября 1867, Людвигсбург — 3 мая 1939, Борнштедт, ныне в составе Потсдама) — немецкий военный и государственный деятель. Генерал-лейтенант. В 1928—1932 годах — министр рейхсвера, с 1931 года — министр внутренних дел Веймарской республики. Беспартийный. Один из немногих военных, действительно признавших республику в Германии. Отстранён от должностей в 1932 году за критику национал-социалистов.

Биография

Вильгельм Грёнер родился в семье Карла Эдуарда Грёнера, казначея драгунского полка имени королевы Ольги и его супруги Августы, урождённой Болег.

Получив аттестат зрелости, Грёнер 22 ноября 1884 года поступил на службу фенрихом в вюртембергскую армию. 9 сентября 1886 года Грёнеру было присвоено звание лейтенанта. С 3 апреля 1890 года по 30 сентября 1893 года Грёнер служил батальонным адъютантом, затем 21 июля 1896 года был направлен на учёбу в Прусскую военную академию в Берлине. По окончании учёбы служил в своём полку, 1 апреля 1897 года был переведён в Генеральный штаб, 25 марта 1898 года получил звание капитана. В этом звании с 12 сентября 1902 года в течение двух лет командовал ротой в 98-м Мецском пехотном полку, 1 октября 1904 года был направлен на службу в Большой генеральный штаб. 27 января 1906 года Грёнеру было присвоено звание майора, 1 июля 1907 года он был командирован в генеральный штаб 7-го армейского корпуса, 10 сентября 1908 года был назначен первым офицером Генерального штаба 13-го армейского корпуса вюртембергской армии. Прослужил на этой должности два года и 18 августа 1910 года принял командование 3-м батальном 125-го пехотного полка имени императора Фридриха, короля Пруссии. С 1 октября 1911 года Грёнер вернулся на службу в Генеральный штаб, где спустя год был назначен начальником железнодорожного отдела и 13 сентября 1912 года получил звание подполковника.

С началом Первой мировой войны Грёнер был назначен командующим железнодорожными войсками в главной ставке. На этой должности Грёнер отвечал за организацию перевозки войск и снабжением, а также строительством железнодорожных путей. За свои заслуги в этом деле 26 июня 1915 года Грёнеру было присвоено внеочередное звание генерал-майора. 11 сентября 1915 года Грёнер был награждён орденом Pour le Merite и званием почётного гражданина его родного Людвигсбурга.

В конце мая 1916 года Грёнер был переведён в ведомство продовольствия, 1 ноября 1916 года получил звание генерал-лейтенанта и должность начальника военного ведомства в военном министерстве Пруссии и заместителя военного министра.

С октября 1918 года сменил Эриха Людендорфа на посту первого генерал-квартирмейстера. Заключив соглашение с Фридрихом Эбертом, боролся с развитием революции в Германии. В 1920—1923 годах министр путей сообщения, в 1928—1932 годах министр обороны, в 1931—1932 годах министр внутренних дел, затем в отставке.

Литература

• «Грёнер Вильгельм», БСЭ, 3-е издание.

Отрывок, характеризующий Грёнер, Вильгельм

– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.