Языки гуайкуру

Гуайку́ру (гуайкурские, вайкуру языки) — семья индейских языков Южной Америки. Распространены на севере Аргентины, в некоторых районах Парагвая и Боливии и на юге Бразилии (штат Мату-Гросу-ду-Сул). Общее число говорящих около 60 тыс. человек. (оценка, начало 2000-х гг.).

Классификация

Языки гуайкуру включают 7 языков, объединяемых в 3 ветви.

• Восточная ветвь: вымершие языки гуачи и паягуа.
• Южная ветвь: языки мокови, пилага, тоба (тоба-ком) и вымерший абипонский (кальяга).
• Третью ветвь образует кадивеу (мбайя); его вхождение в семью некоторыми исследователями оспаривается.

Фонетика

Для языков гуайкуру характерен простой вокализм (4-6 гласных), в консонантизме можно отметить наличие увулярных [q, G], серии палатальных, гортанной смычки. В абипонском языке относительно много сочетаний согласных (в том числе в начале и конце слова), в тоба и некоторых других языках сочетаний согласных мало, слоги преимущественно открытые.

Морфология

Морфологически языки гуайкуру — агглютинативные языки префиксально-суффиксального типа. Имени присущи категория рода (мужской — женский; проявляется в формах прилагательного), категория личной принадлежности («мой сын», «твой сын» и прочие). Падежные значения выражаются аналитически. Глагол спрягается по лицам и числам субъекта и объекта, имеет времена, породы (побудительную, возвратную и другие). Словоизменение осуществляется с помощью многочисленных префиксов и суффиксов, часть из которых имеет алломорфы, зависящие от корня. В кадывейском языке речь взрослых мужчин грамматически и лексически существенно отлична от речи женщин и детей.

Внешние связи

Разными лингвистами предлагались возможные родственные связи языков гуайкуру; наиболее часто их объединяют с семьями чарруанских, маскойских, матакских языков, языков луле и вилела (гипотеза матако-гуайкуру).

Литература

• Tebboth Т. Diccionario toba // «Revista del Institute de antropologia». Tucuman, 1943, t. 3, № 2;
• Najlis E.L. Lengua abipona. T. 1—2. Вuenos Aires, 1966;
• Censabella M. Las lenguas indígenas de la Argentina. Una mirada actual. Buenos Aires, 1999.

Отрывок, характеризующий Языки гуайкуру

Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.