Гуаман Пома де Айяла, Фелипе

Фелипе Гуаман Пома де Айяла (исп. Felipe Guamán Poma de Ayala, кечуа Waman Puma, «Сокол-Пума», 1536?, Сан-Кристобаль де Сунтунту, Аякучо — 1616?) — историк Перу и Конкисты. Известен своей иллюстрированной хроникой El Primer Nueva Coronica y Buen Gobierno, написанной по-испански, с сильным влиянием кечуа, аймара и латинского языков, — аутентичного источника по истории Тауантинсуйу. В 2000-е годы возникла гипотеза, что Гуаман Пома де Айяла не являлся единственным автором приписываемой ему хроники.

Биография

Представитель знатного рода Южного Перу, сын Мартина Гуамана и Куси Окльо, происходящей от Инки Тупака Юпанки. Имя его восходит к тотемным животным провинции Уануко. Родился, по-видимому, в Сан-Кристобале де Сунтунту между 1534 и 1536 гг. (иногда упоминается 1550 г.). Был крещён Фелипе, испанское имя взял у колониста, близкого к его семье. Воспитывался испанцами, изучив в юности испанский язык, служил переводчиком у миссионеров. В 1594 или 1595 г. был назначен коррехидором Луканаса, управляя несколькими поселениями. В колониальных архивах сохранились материалы судебных разбирательств с его участием: Пома де Айяла пытался отсудить земли в долине Чупас, которые, по его утверждению, были родовым доменом. Около 1600 г. он был лишён всего имущества и должности. Более достоверных сведений о нём нет.

«Первая новая хроника и доброе правление»

Единственным трудом Пома де Айяла стал El Primer Nueva Coronica y Buen Gobierno (вместо crónica — corónica), никогда не публиковавшийся при его жизни. Рукопись на 1180 листах была оснащена 398 иллюстрациями в примитивистском стиле. Начатый в конце XVI в., труд был окончен около 1615 г., являясь неоценимым источником, отражающим индейский взгляд на прошлое Перу и испанское завоевание, а также содержащим родословное древо Инков и проч. Рукопись была посвящена королю Филиппу III, копия, отправленная в Испанию, потеряна. Единственный рукописный экземпляр труда Пома де Айяла хранится в Королевской библиотеке Копенгагена.

Текст хроники Пома де Айяла показывает эволюцию его мировоззрения. Во введении он характеризует себя как «старца-путешественника 80 лет», взявшегося описать последние годы существования царства Инков. Также он указывает, что служил переводчиком священника Хуана де Альборноса при искоренении движения Таки Онкой (1560). Интересно, что в этот период Пома де Айяла был полностью лоялен политике колониальных властей, и лишь после начала последовательной «борьбы с язычеством», которую вёл архиепископ Торибио де Могровехо, Пома де Айяла стал противопоставлять «испорченным нравам современности» перуанское прошлое. Кроме того, на творчество Пома де Айяла повлияла работа миссионера-францисканца Луиса Херонимо де Оре (автора Symbolo Catholico Indiano), который рассматривал историю индейцев как хорошее средство для обращения их в католицизм.

Для хроники Пома де Айяла характерны следующие особенности:

• Отсутствие связного изложения. Материалы хроники самые разнородные: от описания исторических событий, до изложения перуанского фольклора, слухов, анекдотов и т. п.
• Автор подчёркивает несправедливость колониального режима, утверждая, что Бог дал Перу в первую очередь перуанцам. (В то же время он надеялся, что ему, представителю второстепенного рода, испанское завоевание повысит социальный статус.)
• Пома де Айяла стремится доказать, что он, провинциальный дворянин, восходит к роду Инков в Куско.
• Огромное количество заимствований из кечуа и аймара в испанском тексте.
• Автор не придерживался правил испанской орфографии того времени и не разделял слов.

Рукопись Пома де Айялы оказалась в Копенгагене около 1660 г., и была обнаружена только в 1908 г. немецким учёным Рихардом Пичманном. Факсимильное издание было опубликовано в Париже в 1936 г., известным американистом Полем Риве. В 1980 г. рукопись была вновь издана под редакцией Джона Мурра в Мехико под названием Nueva crónica y buen gobierno. В 2001 г. оригинал рукописи был оцифрован и стал доступен всем желающим.

Спорные моменты

В 1990-е гг. были обнародованы так называемые документы Миччинелли (Exsul immeritus Blas Valera populo suo и Historia et Rudimenta Linguae Piruanorum – опубликованные в Италии в 2007 году и исследованные итальянским историком Луарой Лауренсич Минелли (Милан)). Так возник вопрос об истинных авторах «Первой новой хроники и доброго правления», поскольку в этих документах сохранился контракт Пома де Айяла с иезуитами об использовании его имени для этой книги, но фактическими авторами её являются Блас Валера, Гонсало Руис (в качестве художника) и ещё несколько человек. У Пома де Айяла были взяты лишь некоторые сведения, в частности о нём самом и о его провинции. Ряд документов из испанских и итальянских архивов указывают на то, что Гонсало Руис также был иллюстратором хроники Мартина де Муруа. Одним из таких документом является, рисунок конкистадора Франсиско Чавеса, пишущего письмо королю, прилагаемого к письму лиценциата Боан к Графу де Лемос, 1610 г., хранящееся в Archivio di Stato di Napoli Segretaria dei Viceré Scritture Diverse), и считается вполне вероятным, что автор рисунков и для хроники Пома де Айялы и для хроники Муруа – это иезуит Гонсало Руис. В вышеуказанном письме на рисунке оставлена анаграмма его имени «granizo o luz». И по технике исполнения и по содержанию, можно утверждать о явном родстве этого рисунка и рисунков к хроникам Муруа и Айяла.

Символы токапу из книги Бласа Валеры, встречающиеся также и в книгах Мартина де Муруа и Гуамана Помы, и на сосудах керо не всегда идентичны между собой, но заметна одинаковость стиля на рисунках в прорисовке человечков, то есть если имелась подделка не только в тексте документов Миччинелли, но и в рисунках, то выполнено это очень мастерски – стилизовано вплоть до деталей, характерных для изображений на сосудах керо инкской эпохи.

Русское издание 2011 года

• [www.piminfo.ru/?id=19&pid=275 Гуаман Пома де Айяла Ф. Первая новая хроника и доброе правление]

См. также

• Завоевание Перу
• Инки
• Инка Гарсиласо де ла Вега
• Муруа, Мартин де
• Акоста, Хосе де

Ссылки

• [www.kb.dk/elib/mss/poma/index-en.htm El primer nueva corónica y buen gobierno] — Оцифрованная рукопись из Королевской библиотеки Копенгагена.
• [www.elhablador.com/Guaman.htm El devenir caótico en Nueva corónica y buen gobierno de Felipe Guaman Poma de Ayala]
• [www.elhablador.com/poma.htm La construcción de la historia]
• [www.ucm.es/info/especulo/numero16/guaman.html Los documentos Miccinelli]
• [amsacta.cib.unibo.it/archive/00002350/06/Cap1.pdf Documentos Miccinelli, un estado de la cuestion. Paulina Numhauser (на испанском)]
• [es.wikipedia.org/wiki/Rolena_Adorno Rolena Adorno], reconocida investigadora de la obra de Guaman Poma.
• [www.guamanpoma.org Oganización de ayuda al desarrollo en Cusco (Peru)]
• [www.krugosvet.ru/articles/121/1012179/1012179a1.htm] Краткий пассаж в энциклопедии «Кругосвет».
• [www.bibliotekar.ru/inca/7.htm] Некоторые фрагменты рукописи в русском переводе.
• Ортега X. Индейский хронист Гуаман Пома де Айяла и плюралистическое культурное сознание в колониаль­ном Перу // Проблема национального самосо­знания и литература Латинской Америки колониальной эпохи. М., 1987. С. 35—47
• Д. Г. Федосов. Андские страны в колониальную эпоху. Религиозная и художественная картина мира. — М.: КомКнига, 2006. — 248 с.
• Rolena Adorno and Ivan Boserup, «The Making of Murúa’s Historia General del Piru» in The Getty Murúa: Essays on the Making of Martin de Murúa’s 'Historia General del Piru,' J. Paul Getty Museum Ms. Ludwig XIII 16. [Edited by Thomas Cummins and Barbara Anderson] (Los Angeles: Getty Research Institute, 2008)

Отрывок, характеризующий Гуаман Пома де Айяла, Фелипе

– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.