Гуан

Гуан (гуанг) — подгруппа в составе группы народов акан в Гане. Говорят на гуанских языках, составляющих группировку ветви тано ква языков. Письменность на основе латиницы. Распространён также язык акан). Св. 60 % — христиане (протестанты и католики), остальные — приверженцы христианско-афр. церквей и сект, сохраняют традиц. верования, среди эфуту есть мусульмане-сунниты.

Подразделяются на

• северных гуан, или гонжа — в осн. низовья Чёрной Вольты и сев. побережья вдхр. Вольта; живут также в Бенине;
• южные гуан на юге Ганы:
  • эфуту (фету) — язык авуту; св. 150 тыс. чел. на побережье Гвинейского зал. в р-не гг. и Сенья-Бераку и Винеба на востоке Центр. обл.;
  • ларте (лате, дате, лете) — 56 тыс. чел. на юге Аквапимских холмов в р-не г. Ларте на юго-востоке Вост. обл.;
  • черепон (черепонг, окере) — ок. 100 тыс.чел. к северу от г. Ларте;
  • анум-босо (анум и босо) — язык гуа (гва); 43 тыс. чел. на юго-вост. побережье вдхр. Вольта на юго-западе Вольтийской обл.;
• восточные гуан — в Бенине:
  • базанче (фоодо) — в верховьях р. Ла-Кара в деп. Донга
  • чумбули (цумбули) — ок. 2 тыс. чел. на востоке деп. Колин.

Ларте, черепон и анум-босо консолидируются с акваму и аквапим, эфуту — с фанти.

Согласно преданиям, гуан переселились в 12-14 вв. вниз по Вольте. Из юж. гуан только эфуту создали вождество (оман) Фету (Огуаа), включённое в 18 в. в конфедерацию Фанти; остальные входили в состав оманов Акваму и Аквапим, присоединённых в 1742—1826 к конфедерации Ашанти.

Традиц. культура типична для народов Гвинейской подобласти Зап. Африки. Занимаются подсечно-огневым земледелием (осн. традиц. культура — ямс; ныне большинство гуан возделывают какао); развито рыболовство. Традиц. жилище — прямоуг., одежда — набедренная повязка из луба, праздничным костюмом служит аканский кенте.

Счёт родства патрилатеральный, брачное поселение вирилокальное.

Деревенские и большесемейные общины возглавляются вождями-жрецами. Потестарно-политич. институты и воен. организация заимствованы у собств. акан. Распространены культы предков и сил природы, Великого духа Отуту, ведовство, фетишизм, ежегодный (август-декабрь) праздник ямса Охум (Эба, Бба).

Литература

• Manoukian M. Tribes of the Northern Territories of the Gold Coast. Oxf., 1951;
• Rattray R.S. The Tribes of the Ashanti hinterland. Vol. 1-2. Oxf., 1932.

Отрывок, характеризующий Гуан

«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.