Губайдуллин, Камиль Губаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Камиль Губаевич Губайдуллин
Дата рождения:

9 ноября 1949(1949-11-09) (74 года)

Жанр:

графика

Камиль Губаевич Губайдуллин (башк. Камил Ғөбәй улы Ғөбәйҙуллин; род. 9 ноября 1949, Ишимбай) — советский и российский художник-график, преподаватель высшей школы. Заслуженный художник Российской Федерации (2002) и Башкортостана (1997). С 1996 года — Председатель Ассоциации художников Юга Башкортостана. В Уфимской государственной академии искусств им. Загира Исмагилова работает с 2004, старший преподаватель на кафедре рисунка[1]

С 1971 года — участник республиканских, всероссийских, всесоюзных, международных и зарубежных, в том числе специальных (графика), зональных и региональных выставок.

Считает, что «печатная графика гораздо меньше, чем живопись, подвержена спекуляции и профанации, она всегда держит интеллектуальную планку»[2].

Проживает в Ишимбае (с 1980 года).

В 1980 году художник вернулся домой. Вспоминая родину своего детства, стремясь к незамутненным источникам, надеясь впитать красоту людей и природы, К. Губайдуллин не представлял себе, насколько далеко зашел дух разрушения, связанный с гибельным вторжением все новых и новых промышленных гигантов в природу Башкирии. Живя в городе Ишимбае, окруженном не только прекрасной башкирской природой, но и промышленными гигантами, находясь в приграничье природы и враждебной ей силы человека, К. Губайдуллин находит все новые и новые образы, возвращающие нас к истинно человеческому лику, к природе и красоте

— Багуманов А. И., Фаизова Ф. А. Лауреаты премии имени Салавата Юлаева. — Уфа, 1999. С.260

В 1993—1996 гг. работал в творческой мастерской графики РАХ (Красноярск).

Лауреат Республиканской премии имени Салавата Юлаева (1997) вместе с земляком-ишимбайцем Рафаэлем Кадыровым «за полиптих „Земля Юрматы“, созданный в 1995—1997 годах.».

С 2003 года Губайдуллин Камиль Губаевич - руководитель мастерской графики факультета изобразительных искусств Уфимской государственной Академии Искусств имени Загира Исмагилова.





Образование

  • Театрально-декорационное отделение Ташкентского художественного училища им. П. П. Бенькова (Узбекская ССР, 1969)
  • Творческие мастерские графики РАХ (отделение «Урал-Сибирь-Дальний Восток», Красноярск, 1996).

Местонахождение произведений

Из интервью газете Башвестъ

Однажды воспитательница, увидев мои рисунки, сказала: «Дети, а Камиль у нас, когда вырастет, станет художником». Потом уже в школе моя учительница начальных классов Зинаида Ивановна тоже неоднократно повторяла эту фразу. Так в моем сознании эти слова отпечатались, и не стать художником я уже не мог, — рассказывает Камиль Губайдуллин. — Моя мама преподавала в школе историю, и отец — главный металлург на заводе — тоже все время был на работе, а я или книжки, лежа на печке, читал, или вместе с другими мальчишками и девчонками бывал в доме у одной нашей соседки. Она от рождения была глухонемой, но зато рисовала потрясающе. На её работы я смотрел, как завороженный. Сам же начал по-настоящему рисовать в классе пятом. Сначала ходил в изокружок, который вел учитель по рисованию Иван Иванович Воробьев. Он же, в свою очередь, рекомендовал меня Ивану Михайловичу Павлову, ученику Александра Тюлькина, — известному ишимбайскому художнику, который взрастил ни одно поколение мастеров. К слову, ишимбайский кружок, впоследствии преобразованный в студию, после Уфимских художественных школ считается лучшим. Все, кто учился у Ивана Павлова, стали художниками. Кто-то дальше продолжил получать образование в Уфе, кто-то — в Казани, я же уехал в Ташкент. В Среднюю Азию нас отправилось шесть человек из Ишимбая, и все мы поступили, несмотря на то, что конкурс был большой — девять человек на место.

— www.bashvest.ru/showinf.php?id=1006442

Награды и премии

Членство в профессиональных и общественных организациях

Армия

  • Проходил срочную службу в 1969—1971 гг.

Напишите отзыв о статье "Губайдуллин, Камиль Губаевич"

Литература

Багуманов А. И., Фаизова Ф. А. Лауреаты премии имени Салавата Юлаева. — Уфа: Китап, 1999. 272 с. — С. 259—261,263-264.

Толстова Эльмира. По следам Дон Кихота/О творчестве Камиля Губайдуллина//Бельские просторы, № 2 (159) Февраль, 2012 bp01.ru/public.php?public=2190&sphrase_id=13390

Ссылки

  • [www.shrb.ru/graphica/gubaidullin.htm Союз художников Республики Башкортостан]
  • [hallart.ru/forum/19/view/677 Современные художники Башкортостана. Творчество Камиля Губаевича Губайдуллина]

Примечания

  1. ufaart.ru/ob-akademii/struktura/fakultety-i-kafedry/kafedra-risunka/
  2. www.vg-ufa.ru/nomera/artv.php?todo=sa&f=4&gsid=680&sls=o&rid=22&rls=o&aid=546&als=c

Отрывок, характеризующий Губайдуллин, Камиль Губаевич

– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.