Губаревич, Иосиф Иванович

Иосиф Иванович Губаревич
Дата рождения	17 апреля 1896(1896-04-17)
Место рождения	Сидоровка, Могилёвский уезд,Могилёвская губерния, Российская империя
Дата смерти	22 февраля 1943(1943-02-22) (46 лет)
Место смерти	Сальск
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР СССР СССР
Род войск	Воздушно-десантные войска , Пехота
Годы службы	1915—1943
Звание
Командовал	34-я гвардейская стрелковая дивизия
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России, Великая Отечественная война
Награды и премии

Иосиф Ива́нович Губаревич (1896 — 22 февраля 1943) — советский военачальник, генерал-майор. Иосиф Губаревич стоял у истоков создания Воздушно-десантных войск.

Биография

И.Губаревич родился в 1896 году в деревне Сидоровка теперь Могилёвского района Могилёвской области в семье крестьянина-бедняка. До призыва в армию работал в помещичьем имении и на наделе у отца. Военную службу начал солдатом в царской армии, а после революции и создания Красной армии служил и воевал в её рядах на различных фронтах. В период 1920—1923 годов был командиром особого отряда Красной армии по борьбе с бандитизмом на Украине. В последующем служил в рядах РККА на различных должностях. Командовал ротой, батальоном и полком. С развёртыванием воздушно-десантных войск в 1938 году был назначен на должность командира 204-й воздушно-десантной бригады, и с этого времени вся его дальнейшая служба проходила в десантных войсках. С бригадой участвовал в освободительном походе на Западной Украине и в Молдавии, а также в боях с финскими захватчиками на Карельском перешейке в 1940—1941 годах. К этому времени Иосиф Иванович имел 350 парашютных прыжков с самолёта.

Великая Отечественная война

С начала Великой Отечественной войны воевал в должности заместителя командира 2-го воздушно-десантного корпуса, затем стал командиром этого корпуса, который вёл бои с немецкими захватчиками на Украине и участвовал в обороне Киева. С началом битвы за Москву корпус был переведён в столицу, в резерв Ставки, и оставался там до июля 1942 года. Во время битвы за Сталинград несколько воздушно-десантных корпусов были переформированы в стрелковые дивизии и переброшены на Волгу. А 34-я гвардейская стрелковая, которой командовал Губаревич, была направлена в Астрахань, на левый фланг Сталинградского фронта. В безводной, полупустынной степи с августа 1942 года и до января 1943 года шли упорные кровопролитные бои. 19 ноября 1942 года вместе со всеми войсками Сталинградского фронта дивизия начала контрнаступление. 20 декабря 1942 года дивизии было вручено гвардейское знамя, которое из рук командующего 28-й Армии генерал-лейтенанта В.Герасименко принял командир 34-й гвардейской дивизии генерал-майор И.Губаревич, а через десять дней, 31 декабря, была освобождена столица Калмыкии Элиста.
4 февраля 1943 года 34-я дивизия находилась на марше к городу Батайск Ростовской области. В станице Злодейская (ныне Кировская) машину, в которой ехал комдив, обстреляли немецкие истребители. Генерал-майор был смертельно ранен. 5 февраля Иосиф Губаревич напишет последний приказ, обратится к своим боевым друзьям:

«Товарищи бойцы и командиры, героические гвардейцы! Идя вперёд, приятно и радостно вспоминать о своих боевых делах. Это вы, советские воины, пробили стену вражеской обороны, уничтожили хваленые немецкие узлы сопротивления в Хулхуте, Утте, Яшкуле, Улан-Эрге, освободили от германских поработителей сотни населённых пунктов, в том числе и Элисту, Гигант, Зерноград. Вы прошли около семисот километров по пересеченной местности в тяжёлых климатических условиях, не думая о трудностях, шли только вперёд к победе. Этот славный, благородный путь — путь на запад я прошёл вместе с вами, находясь в ваших рядах. Я видел ваши силы и ненависть к врагу, мужество и героизм в битвах и был всегда уверен в вашей победе. Временно выбывая из ваших рядов по ранению, завещаю вам и наказываю донести наше Красное гвардейское знамя до победного конца, до самой Великой Победы!»

22 февраля генерал-майор Губаревич скончался в госпитале города Сальска.

Награды

Награждён орденом Кутузова 2 степени, медалью «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии».

Увековечение памяти

• Иосиф Губаревич был похоронен в Ростове-на-Дону на площади имени Кирова, а затем его прах перенесён на новое кладбище, где были похоронены ещё несколько генералов, погибших в боях за Ростов.
• Именем Губаревича названы улицы в Элисте (накануне 20-летия Великой Победы), в Ростове-на-Дону, в Зернограде, в Астрахани, а также в поселке Советское Саратовской области, где формировался 7-й воздушно-десантный корпус. В школьном музее этого саратовского поселка есть экспозиция, посвященная генерал-майору Губаревичу.

Информация взята из Информационно-аналитической газеты Республики Калмыкия «Известия Калмыкии». № 75-76 (4801-4802) от 30 апреля 2010 года. Газетная статья подготовлена калмыцким журналистом Анной-Байртой Лиджиевой.

Отрывок, характеризующий Губаревич, Иосиф Иванович

Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.