Губернаторский дворец (Харьков)
| Достопримечательность | |
 Харьковский Императорский университет, начало XX века | |
| Страна | Украина |
| Местоположение | Харьков, ул. Университетская, 16 |
| Архитектурный стиль | классицизм |
| Архитектор | М. Тихменев И. Вильянов П. Ярославский |
| Строительство | 1770—1777 годы |
Губернаторский дворец (в настоящее время главный корпус Украинской инженерно-педагогической академии) — памятник архитектуры XVIII века в городе Харькове (Украина). На протяжении своей истории служил также главным корпусом Харьковского Императорского университета.
Содержание
История
Губернаторский дом в Харькове построен в 1770—1777 годах. Первоначальный проект московского архитектора М. Тихменева воплощал на практике городской архитектор И. М. Вильянов, а позже прибывший из Москвы П. А. Ярославский[1] (впоследствии авторство безосновательно приписывалось Варфоломею Растрелли[2]).
Построен по приказу Екатерины II специально к её приезду, как путевой дворец. Прототипом считается проект царского дворца в Смоленске (разрушен в 1812 г.) и Путевой дворец в Великом Новгороде (сохранился). Дворец удостоился принять императрицу лишь однажды, на пути из Крыма в Санкт-Петербург в 1787 году. К её приезду во дворе был построен большой деревянный «торжественный зал», в 1791 году перестроенный Ярославским с помощью губернского механика Захаржевского под первый в Харькове постоянный театр (театр давал представления до 1796 года, а год спустя здание снесли)[3].
Позже в здании дворца разместилась резиденция губернатора, а императорский трон, хранившийся здесь еще со времен Екатерины, был отправлен в Петербург согласно приказу императора Павла I.
В 1804 году, после частичной реконструкции, проведённой архитектором Е. А. Васильевым, здание передали открывшемуся Харьковскому университету[3]. В дальнейшем в этом здании находился главный корпус Харьковского Императорского университета, Украинского заочного политехнического института. Сейчас это главный корпус Украинской инженерно-педагогической академии.
Архитектура
Стиль здания представляет собой переходную форму от барокко к классицизму. Обрамляющие центральную часть здания частично рустованные простые флигели (вначале одно-, а позднее двухэтажные) подчёркивают его нарядность. Фасад центральной части прежде украшал трёхарочный портик, над которым располагался большой балкон (эту часть композиции можно рассмотреть на изображениях начала XX века). Фасад украшают каннелированные ионические пилястры. По обе стороны здания симметрично расположены арочные въезды, выполненные в виде триумфальных арок. Центральный объём здания выше, чем флигели, и более богато оформлен; в числе декоративных элементов композиции ниши с вазами.
На здании установлены мемориальные доски в память об учившемся в нём И. И. Мечникове и об участии революционного студенчества Харькова в баррикадных боях в октябре 1905 года.
Напишите отзыв о статье "Губернаторский дворец (Харьков)"
Примечания
- ↑ В. А. Кодин, Т. С. Осипова [www.nbuv.gov.ua/portal/natural/kgm_tna/2009_86/sb-86.files%5C413-421.pdf Приёмы охраны регенерации стилистически однородных элементов исторической городской среды (на примере харьковского классицизма)] // Коммунальное хозяйство городов: Научно-технический сборник. — № 8. — С. 413-421.
- ↑ В. Е. Новгородов. [universitates.univer.kharkov.ua/arhiv/2004_3/novgorodov/novgorodov.html Золотой венец старого Харькова] // Университеты: Наука и просвещение. — 2004. — № 3.
- ↑ 1 2 Дьяченко, Н. Т. Университетская горка // Улицы и площади Харькова. — Прапор. — Харьков, 1977.
Ссылки
- Александр Лейбфрейд, Владимир Реусов, Алексей Тиц. Центр // Харьков: Архитектура, памятника, новостройка. Путеводитель. — Харьков: Прапор, 1987.
Отрывок, характеризующий Губернаторский дворец (Харьков)
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.
В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
