Губер, Борис Андреевич
Борис Андреевич Губер | |
Фотография из следственного дела, 1937 | |
Гражданство: | |
---|---|
Род деятельности: |
прозаик, поэт, литературный критик |
Годы творчества: | |
Направление: |
реализм |
Дебют: |
1921 |
[az.lib.ru/g/guber_b_a/ Произведения на сайте Lib.ru] |
Бори́с Андре́евич Гу́бер (1903—1937) — русский советский прозаик и поэт, литературный критик.
Родился 9 июля 1903 года в селе Каменка Киевской губернии (ныне районный центр Черкасской области) в семье управляющего имением. Младший брат известного востоковеда академика Александра Андреевича Губера (их прадедом был глава Московской евангелическо-лютеранской консистории Иоганн Самуэль Губер, приехавший в Россию в 1807 году). Учился в гимназии, в Вольском кадетском корпусе, стихи писал с 14 лет.
С 1918 году Губер жил в Карачарово Тверской губернии, организовал любительский театр.
Участвовал в гражданской войне на стороне красных (1920), после демобилизации — учитель, библиотекарь, разнорабочий.
Значительную роль в приобщении Губера к литературе сыграла Валентина Витальевна Герн, жена директора санатория Карачарово, в салоне которой бывали поэты-символисты; она познакомила Губера с Евгением Замятиным, участниками группы «Серапионовы братья». Встречи в салоне Герн сыграли значительную роль в становлении Губера как поэта и прозаика.
Первое стихотворение Губера было напечатано в журнале «Красный артиллерист» (1921). В 1922 Губер начал роман «Врид», окончательно перешёл на прозу в 1924. В прозе сказывается влияние И. Бунина.
В это время Губер переехал в Москву]] и примкнул к литературной группе «Перевал», был близким другом А. К. Воронского. В группу в разное время входили Иван Катаев, Андрей Платонов, Михаил Пришвин и др.
Автор книг «Шарашкина контора» (1924), «Джаир» (1926), «Соседи» (1926), «Известная Шурка Шапкина» (1926), «Неспящие» (1931), «Бабье лето» (1934), «Апрель» (1936) и других.
В середине 30-х годов Борис Губер и некоторые члены «Перевала» посещали литературный салон Евгении Соломоновны Хаютиной, жены главы НКВД Николая Ежова. Это знакомство сыграло роковую роль в жизни Губера: его и других членов «Перевала» обвинили в попытке убить Ежова. Их план якобы заключался в том, что когда Ежов придет с работы и пройдет в свою комнату, Борис Губер должен открыть входную дверь «боевику», а тот – убить наркома.
20 июня 1937 года Борис Андреевич Губер был арестован. Тогда же задержали и Александра Воронского, Ивана Катаева, Николая Зарудина. Менее чем через месяц все они были приговорены к высшей мере наказания за «участие в контрреволюционной террористической организации» и расстреляны как «враги народа» в один день – 13 августа 1937 года. Захоронены в общей могиле № 1 на Донском кладбище.
Борис Андреевич Губер, как и его “подельники”, был реабилитирован в 1956 году. Дату и обстоятельства смерти Бориса Губера родные узнали только в 1991 году.
Сочинения
- [www.magister.msk.ru/library/prose/gubeb001.htm Шарашкина контора, М.- Л., ЗИФ, 1926]
- Шарашкина конетора. М., 1927
- Соседи, М.,1927
- [www.magister.msk.ru/library/prose/gubeb005.htm Известная Шурка Шапкина, М.-Л., ГИЗ, 1927]
- Джаир. М., 1927
- [www.magister.msk.ru/library/prose/gubeb007.htm Бабы придумали, 1928]
- Простая причина, М., Федерация, 1928
- [www.magister.msk.ru/library/prose/gubeb006.htm Сыновья, 1930]
- (совм. с Г. Глинкой) Эшелон опаздывает, М., Федерация, 1932
- Неспящие, М., Федерация, 1931 (сборник очерков о кубанском колхозе)
- Бабье лето, М., 1934
- Апрель. М., 1936
- Дружба, 1936
- Бабье лето. М., Советский писатель, 1959.
Напишите отзыв о статье "Губер, Борис Андреевич"
Литература
- Писатели. Автобиографии и портреты современных русских прозаиков. М., 1928.
- Вихирева Р. Губер Б. «Бабье лето» // Художественная литература. 1935, № 6.
- Гущин М. Губер Б. «Бабье лето» // Звезда. 1935, № 6.
- Владиславлев И. В. Литература великого десятилетия. 1917—1927. Т. 1. М., 1928.
- Мацуев Н. И. Художественная литература и критика, русская и переводная. 1926—1928. М., 1929.
- Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Губер, Борис Андреевич
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
- Персоналии по алфавиту
- Писатели по алфавиту
- Русские писатели XX века
- Писатели России XX века
- Персоналии:Тверская область
- Участники Гражданской войны в России
- Репрессированные в СССР
- Расстрелянные в СССР
- Казнённые писатели
- Похороненные в общих могилах Донского кладбища
- Реабилитированные в СССР
- Посмертно реабилитированные