Гуггенбюль, Иоганн Якоб

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иоганн Якоб Гуггенбюль
Johann Jakob Guggenbühl

Гуггенбюль со своими воспитанниками. Гравюра из отчёта о своей работе, изданного им в Берне в 1853 году

Иоганн Якоб Гуггенбюль (нем. Johann Jakob Guggenbühl; 13 августа 1816 — 2 февраля 1863) — швейцарский психиатр.





Жизнь и творчество

Делом его жизни стала первая специализированная лечебница для больных кретинизмом, открытая в 1840 г. на горе Абендберг около Интерлакена, избранной по принципу наибольшей живописности пейзажа. Гуггенбюль настаивал на том, что умалишённые точно так же, как и все остальные люди, обладают бессмертной душой, а потому требуют доброго отношения и заботы.

Он собирал в лечебницу умственно отсталых детей, первоначально — около 30 мальчиков и девочек в возрасте до 10 лет (полагая, что помочь в полной мере можно только детям), занимался с ними гимнастикой, пытался развивать те немногочисленные интеллектуальные способности, которые у них удавалось обнаружить.

Заведение Гуггенбюля быстро начало пользоваться широкой популярностью; в частности, о впечатляющих результатах метода Гуггенбюля писал, хотя и не без иронии, Чарльз Диккенс в очерке 1853 г. «Идиоты». Гуггенбюля стали приглашать для выступлений в различные научные и медицинские учреждения Европы, а без его личного участия и надзора лечебница в Абендберге стала хиреть и в конце концов, после смерти Гуггенбюля, была закрыта. Тем не менее Гуггенбюль считается одним из провозвестников современных подходов к умственно отсталым людям.

Напишите отзыв о статье "Гуггенбюль, Иоганн Якоб"

Примечания

Ссылки

  • [books.google.ru/books?id=WP86AAAAcAAJ Johann Jakob Guggenbühl. Die Heilung und Verhütung des Cretinismus und ihre neuesten Fortschritte: Mittheilungen an die Schweizerische Naturforschende Gesellschaft] — Huber & comp., 1853.  (нем.)

Литература

  • Johann Jacob Guggenbühl (1816—1863): A Biographical Sketch. // The Journal of Special Education, Vol. 8, No. 3, 214—215 (1974).
  • Horst Isermann. The Swiss Physician Johann Jabob von Guggenbühl (1816—1863): A Pioneer in the Care for Mentally Retarded People? // Schriftenreihe der Deutschen Gesellschaft für Geschichte der Nervenheilkunde. — Würzburg: Königshausen und Neumann, 2007. — Band 13.

Отрывок, характеризующий Гуггенбюль, Иоганн Якоб

Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.