Гуго Аббат

Гуго Аббат фр. Hugues l'Abbé
маркиз Нейстрии, граф Тура, Блуа, Анжу и Орлеана
2 июля/15 сентября 866 — 12 мая 886
Предшественник:	Роберт Сильный
Преемник:	Эд I
граф Парижа
22 марта 882 — 12 мая 886
Предшественник:	Конрад Чёрный
Преемник:	Эд I
Рождение:	ок. 830
Смерть:	12 мая 886(0886-05-12) Орлеан, Франция
Место погребения:	церковь аббатства Сен-Жермен д’Осер
Род:	Вельфы
Отец:	Конрад I
Мать:	Аделаида Эльзасская

Гуго Аббат (фр. Hugues l'Abbé, ок.830 — 12 мая 886, Орлеан) — граф Осера в 866—878 годах, маркиз Нейстрии, граф Тура, Блуа, Анжу и Орлеана с 866 года, граф Парижа с 882 года и архиепископ Кёльна в 864—870 годах.

Своё прозвище — «Аббат» — Гуго получил за владение многими монастырями (Сен-Жермен д’Осер с 859 года, Сен-Бертин в 859—862 годах, Мармутье и Сен-Мартен-де-Тур с 866 года), светским аббатом которых он был. Сын графа Осера Конрада I и Аделаиды, дочери графа Тура Гуго III.

Биография

Гуго происходил из дома Вельфов, приходясь двоюродным братом королю Западно-Франкского королевства Карлу II Лысому. Как младший сын в семье, он был предназначен для духовной службы.

После мятежа бургундской знати в в 858 году Карл Лысый назначил Гуго аббатом монастыря Сен-Жермен д’Осер, а также Missus Regius (королевским курьером) в Осере. Кроме того в 859—862 годах он был аббатом в Сен-Бертине, а до 861 года — в Сен-Рикье. При этом он был противником Роберта Сильного, возглавлявшего мятеж знати.

В 864 году Гуго вместе с братом Конрадом оставили службу у Карла Лысого и перебрались к королю Лотарингии Лотарю II. Тогда Гуго стал архиепископом Кёльна. Но вскоре Гуго опять вернулся к Карлу.

В 863/864 году мать Гуго, Аделаида, вышла вторым браком за Роберта Сильного. После гибели Роберта в 866 году его владения были разделены. Парижское графство получил двоюродный брат Гуго Аббата Конрад Чёрный, а Гуго стал маркизом Нейстрии, а также графом Осера, Орлеана, Анжу, Блуа и Тура. В том же году он стал аббатом монастыря Сен-Мартен-де-Тур. Опекуном над малолетними детьми Роберта, Эдом и Робертом, несмотря на разногласия с их отцом, стал именно Гуго.

Став маркизом Нейстрии, Гуго удачно отражал набеги норманнов. Он также увеличил свои владения, став ещё аббатом Сен-Вааста (ок. 874), Сен-Аньяна в Орлеане (до 876), Сен-Жульена в Осере (877) и Сен-Коломба в Сансе. В 880 году он также был архикапелланом королевской капеллы.

После смерти Карла Лысого в 877 году Гуго вместе с канцлером Гозленом и архиепископом Реймса Гинкмаром был одной из самых влиятельных фигур при королевском дворе. Он был главным советником короля Людовика II. После смерти Людовика в 879 году возник раздор по поводу наследования власти. Гуго Аббат, оставаясь верным клятве покойному королю, вместе со своими единомышленниками, желал поставить королями в отцовском королевстве его сыновей, Людовика и Карломана. Канцлер Гозлен и граф Парижа Конрад, а также их многочисленные сторонники призывали в королевство Людовика Младшего, сына Людовика Немецкого. Для разрешения спора Гуго Аббат отправил посольство к королю Людовику Младшему с предложением взять долю Карла Лысого, полученную последним согласно Мерсенскому договору при разделе между ним и Людовиком Немецким королевства Лотаря II в 870 году, но отказаться от вмешательства в династическую борьбу за трон Западно-Франкского королевства. Людовик Младший ответил согласием. А Людовик III и Карломан были помазаны на царствование архиепископом Санса Ансегизом в аббатстве Феррьер.

15 октября 879 года герцог Прованса Бозон вместе со своей супругой Ирменгардой, дочерью императора Людовика II, был коронован и захватил часть Бургундии. Это была первая часть империи, вышедшая из-под контроля Каролингов. Но часть аристократии во главе с Гуго Аббатом, Бернаром Плантвелю и, несколько позднее, графом Ричардом Отёнским, братом Бозона, встали на защиту законной королевской династии.

Гозлен и Конрад, недовольные влиянием на королей Гуго Аббата, вновь попытались пригласить на царствование Людовика Младшего из Германии. Немцы двинулись к Уазе и стали там лагерем. Людовик III и Карломан с войском выступили навстречу, но сражения не произошло. При посредничестве Гуго Аббата, короли в феврале 880 году встретились в Рибмоне и заключили мирный договор, пообещав не наказывать виновных вельмож. В марте Гуго урегулировал вопрос о наследовании во Франции между двумя сыновьями Людовика Заики: Людовик получил Нейстрию, а Карломан — Бургундию и Аквитанию. После этого Гуго Аббат стал занимать главенствующую роль во Франции.

После смерти в 882 году Людовика III шестнадцатилетний Карломан был признан единственным королём западных франков и правил под опекой Гуго Аббата. Все вельможи признали его, за исключением Бернара Плантвелю. Фактически до смерти Карломана в 884 году Гуго был правителем королевства.

Гуго умер 12 мая 886 года в Орлеане. Его владения унаследовал старший сын Роберта Сильного, Эд. Погребен был Гуго в церкви аббатства Сен-Жермен д’Осер.

Литература

• Тейс Л. Наследие Каролингов. IX — X века / Перевод с французского Т. А. Чесноковой. — М.: «Скарабей», 1993. — Т. 2. — 272 с. — (Новая история средневековой Франции). — 50 000 экз. — ISBN 5-86507-043-6.

Ссылки

• [gilles.maillet.free.fr/histoire/recit_bourgogne/recit_comte_auxerre_nevers.htm Histoire d’Auxerre, de Nevers et de Tonnerre] (фр.)

Отрывок, характеризующий Гуго Аббат

– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.