Гуго Великий
| Гуго Великий Hugues le Grand | ||
| ||
|---|---|---|
| 29 июня 922 — 16 июня 956 | ||
| Предшественник: | Роберт I | |
| Преемник: | Гуго Капет | |
| ||
| 25 июля 936 — 16 июня 956 | ||
| Предшественник: | должность учреждена | |
| Преемник: | Гуго Капет | |
| ||
| 29 июня 922 — 16 июня 956 | ||
| Предшественник: | Роберт I | |
| Преемник: | Гуго Капет | |
| ||
| 29 июня 922 — 16 июня 956 | ||
| Предшественник: | Роберт I | |
| Преемник: | Гуго Капет | |
| ||
| 955 — 955 | ||
| Предшественник: | Раймунд II | |
| Преемник: | Гильом III | |
| Рождение: | ок. 897 | |
| Смерть: | 16 июня 956 Дурдан | |
| Место погребения: | Аббатство Сен-Дени, Сен-Дени | |
| Род: | Робертины | |
| Отец: | Роберт I Парижский | |
| Мать: | Беатрис де Вермандуа. | |
| Супруга: | 1-я: Юдит Мэнская 2-я: Эдхильда Уэссекская 3-я: Гедвига (Гатуида) Саксонская | |
| Дети: | От 3-го брака: сыновья: Гуго Капет, Оттон, Эд Генрих дочери: Беатрис, Эмма | |
Гуго Великий, также Гуго Белый или Гуго Аббат (фр. Hugues le Grand; ок. 897 — 16 июня 956, Дурдан, близ Парижа) — маркиз Нейстрии, граф Парижа и Орлеана с 922 года, герцог франков с 25 июля 936 года, герцог Аквитании в 955 году. Сын короля Роберта I и Беатрис де Вермандуа.
Биография
После того, как его отец, Роберт I, был в 922 году выбран королём Франции, Гуго получил в управление его владения — маркграфство Нейстрия.
После гибели в бою в 923 году Роберта I, новым королём Франции стал ближайший соратник погибшего и его зять Рауль I. В 936 году он умер бездетным. Гуго Великий не стал сам занимать трон после смерти шурина, а возвёл на престол Людовика IV Заморского, сына короля Карла III Простоватого, жившего на родине матери — в Англии. 25 июля 936 года новый король даровал Гуго титул Герцога франков (dux francorum). И фактически управление Францией оказалось в руках Гуго. В непосредственном управлении короля находился город Лаон с окрестностями.
В первую очередь Гуго постарался прибрать к своим рукам герцогство Бургундия, в котором правил брат покойного короля Рауля, Гуго Чёрный, который отказался признать нового короля. В результате Гуго Великий и король Людовик захватили Лангр и Северную Бургундию. Поздней осенью Гуго Чёрный заключил мир с королём, по которому ряд графств в Северной Бургундии (Осер, Труа, Сенс) отошли к Гуго Великому, а Южная Бургундия с Лангром, Дижоном и аббатством Сен-Жермен остались в руках у Гуго Чёрного. Фактически в руках Гуго Великого оказалась половина герцогства Бургундия.
Но уже в 937 году король решил действовать самостоятельно постаравшись вырваться из под опеки Гуго Великого. В итоге между королём Людовиком, которого поддержал ряд крупных феодалов (граф Арнульф I Фландрский, граф Гильом I де Пуатье, граф Раймунд III Понс Тулузский, герцог Гуго Бургундский), обеспокоенных возрастающей мощью герцога Франции, и самим герцогом, заключившим союз с графом Гербертом II де Вермандуа и Вильгельмом I Нормандским разразилась война. Кроме того, в 942 году, Гуго сблизился и заключил мир с королём Германии Оттоном I, женившись на его сестре Герберге, вдове герцога Гизельберта Лотарингского. В результате войны Гуго захватил оставшуюся часть Бургундии (ноябрь 942 года).
Но вскоре Гуго лишился двух главных союзников. 17 декабря 942 года в Пикиньи Арнульфом Фландрским был убит герцог Нормандии Вильгельм I, оставившего малолетнего сына Ричарда, который оказался под опекой Людовика. В следующем, 943 году, Людовику удалось схватить и повесить Герберта II де Вермандуа, сыновья которого занялись дележом отцовских владений.
В 945 году норманны заманили в ловушку и захватили в плен короля Людовика, а Гуго добился передачи короля ему. Позже Гуго захватил и Лаон.
В 946 году Гуго выпустил Людовика на свободу. Удалившись в Компьен, король отправил послов к шурину Оттону. Он жаловался ему на причиненное насилие и просил оказать поддержку. Придерживаясь принципа равновесия, Оттон Германский поддержал Людовика. Вместе с королём Бургундии Конрадом он вторгся в Западное королевство во главе большой армии. Три короля встретились под стенами Реймса и осадили город. На шестой день осады архиепископ Гуго покинул город, а горожане сдались королю. Людовик опять возвел Артольда (Арто) в прежний сан.
От Реймса короли пошли войной на герцога Гуго, пожгли и разграбили все его земли от Сены до Луары, потом вторглись в Нормандию и начисто опустошили её. Отомстив за обиду, Оттон вернулся в Германию, а Людовик отправился в Реймс. По инициативе Оттона собор предал Гуго Великого анафеме осенью 946 года за мятеж против короля и разграбление церквей.
Оттон отправил на помощь Людовику войско во главе со своим зятем герцогом Лотарингским Конрадом. Король подступил к Лану. Защитники оборонялись с большим упорством, приближалась зима, и Людовику пришлось отступить, не добившись успеха.
Весной 949 года Людовик возобновил войну. 60 его воинов под видом конюхов вошли в город, захватили ворота и держались до тех пор, пока не подоспел король со своим войском. Часть врагов укрылась в одной из башен. Людовик никак не мог захватить её и приказал возвести стену, чтобы отрезать её от города. Как раз в это время подоспела помощь от Оттона. Людовик вторгся во владения Гуго и, хотя не смог взять ни одного города, сильно опустошил его земли.
Герцог в гневе хотел ответить ему тем же, однако вскоре стало известно, что папа поддержал решение собора французских епископов и тоже предал Гуго проклятью. Многие прелаты съехались к Гуго и говорили ему, что опасно пренебрегать анафемой, что подданные должны подчиняться королю и что они не могут больше поддерживать его мятеж. Побежденный этими доводами, герцог смиренно просил короля помириться с ним. В 950 году противники встретились на берегу Марны, где был заключён мир между королём Людовиком и герцогом Гуго. По его условиям Гуго вернул королю Лаон. Сам Гуго сохранил своё положение и даже увеличил зону своего влияния вплоть до Нормандии и, особенно, в Бургундии.
После внезапной смерти Людовика 10 сентября 954 года Гуго оказался регентом королевства при своём малолетнем племяннике Лотаре. Первым делом Гуго заставил короля пожаловать ему титул герцогов Бургундии и Аквитании. В 955 году Гуго договорился с герцогом Бургундии Жильбером о браке своего второго сына, Оттона, на старшей дочери Жильбера, наследнице большей части его владений, обеспечив присоединение Бургундии после смерти Жильбера. Годом раньше Гуго выдал замуж свою дочь Беатрис за могущественного графа Фридриха I де Бар, другая его дочь была обручена с герцогом Нормандии Ричардом.
В мае 955 года Гуго выступил против графа Пуатье Гильома, стремясь завоевать Аквитанию. Ему удалось разбить армию Гильома, но его собственная армия понесла при этом серьёзные потери. В результате чего Гуго был вынужден отступить. Таким образом попытка завоевания Аквитании провалилась.
8 апреля 956 года неожиданно умер герцог Бургундии Жильбер, оставив герцогство Гуго Великому. Но сам Гуго вскоре заболел и умер в Дурдане 16 июня, возможно от свирепствовавшей в Германии чумы. Похоронен он был в аббатстве Сен-Дени.
Семья и дети
- 1-я жена: с ок. 914 Юдит Мэнская (ок. 895—925), дочь графа Роже дю Мэн.
- 2-я жена: с ок. 926 Эдхильда Уэссекская (907/910 — 26 января 937), принцесса Английская, дочь короля Эдуарда Старшего. Людовик IV Заморский приходился ей родным племянником по матери.
- 3-я жена: с 938, Майнц, Гедвига (Гатуида) Саксонская (ок. 922 — 10 мая 965), дочь короля Генриха I Птицелова. Имели 5 детей:
- Беатрис (938/942 — после 987); муж: с 954 Фридрих I (ок. 912—978/981), граф де Бар и герцог Верхней Лотарингии;
- Гуго Капет (ок. 940 — 24 октября 996), король Франции;
- Эмма (ок. 943 — после 968); муж: с ок.956 Ричард I Бесстрашный (ок. 932 — 10 ноября 996), герцог Нормандии;
- Оттон (до 944 — 23 февраля 965), герцог Бургундии;
- Эд Генрих (ок. 946 — 15 октября 1002), герцог Бургундии.
Также Гуго Великий имел как минимум одного незаконного сына:
Предки
| Гуго Великий — предки |
|---|
Библиография
- Лот Фердинанд. Последние Каролинги. — СПб.: Евразия, 2001. — С. 24-25. — ISBN 5-8071-0077-8.
- Рихер Реймский. [www.vostlit.info/Texts/rus/Richer/framevved.htm История]. — М.: РОССПЭН, 1997.
См. также
Напишите отзыв о статье "Гуго Великий"
Отрывок, характеризующий Гуго Великий
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.
Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.
Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
